Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Б. Аксенов

лично председателем Думы М. В. Родзянко, либо объединенной делегацией представителей Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов. Однако эта идея реализована не была. Общество продолжало надеяться, что сама верховная власть проявит в этом вопросе инициативу, тем более что в ноябре появились слухи о намерении царя опубликовать 6 декабря «особый высочайший акт, в котором выражена будет благодарность народу за патриотические воодушевления и жертвы и вместе с тем будут даны некоторые обещания или даже конкретные указания о новом курсе внутренней политики».

Пока депутаты ждали от царя очередной милости, власти продолжили политику репрессий. В августе находившийся за границей публицист и издатель В. Л. Бурцев, получивший известность благодаря разоблачениям тайных агентов-провокаторов Департамента полиции (Е. Ф. Азефа, Р. В. Малиновского и др.), объявил о поддержке российского правительства в войне с Германией и о намерении вернуться в Россию. Однако, поддавшись патриотическим эмоциям и неверно оценив готовность властей «забыть прежние обиды», он сильно переоценил свою безопасность, в результате чего в сентябре при переходе границы был арестован, а в январе 1915 года приговорен к ссылке (но был амнистирован по ходатайству французского правительства и включился в патриотически-публицистическую работу). Второго ноября в Озерках были арестованы, несмотря на депутатскую неприкосновенность, пять представителей большевистской фракции в Государственной думе, высказавшиеся против войны и выдвинувшие лозунг превращения империалистической войны в гражданскую.

Нарушение принципа неприкосновенности депутатов воспринималось актом агрессии власти в отношении Думы, поэтому в определенных кругах общества с тревогой ожидали последствий этого конфликта. Издатель и редактор журнала «Новый экономист» П. П. Мигулин 12 декабря 1914 года так описывал общественные настроения:

Положение теперь таковое: Государственную думу очень боятся. Хотели бы ее созвать самое большее на три дня, а еще лучше на один день. Есть серьезное течение отложить созыв даже до февраля. Боятся запросов, обструкции со стороны социал-демократов.

Власти опасались ответных шагов депутатов, однако даже кадеты предпочитали не обострять отношений с правительством. В январе 1915 года, накануне открытия третьей сессии Государственной думы, кадеты на совещании членов центрального и петроградского комитетов партии в Петрограде обсуждали целесообразность оппозиционных выступлений от имени партии в Думе и, в частности, постановки вопроса о неприкосновенности депутатов в связи с арестом пятерых социал-демократов и В. Л. Бурцева. Однако было решено «ни в коем случае не делать от имени партии оппозиционных выступлений, так как это, по общему мнению, произвело бы в широких кругах неблагоприятное впечатление и скомпрометировало бы партию»[295]. При этом отмечалось, что запросы на эти темы могут быть предъявлены трудовиками, и кадеты тогда должны будут к ним присоединиться.

Третья сессия Думы открылась 27 января 1915 года и, приняв государственный бюджет, закрылась спустя два дня. Полноценные заседания начались только на четвертой сессии, начавшейся 19 июля и распущенной императором 3 сентября. Несмотря на уже подпорченные ожидания единения власти и общества городские слои надеялись, что открытие Думы вдохнет новую жизнь в дело внутренней и внешней обороны. Наивные ожидания граждан выразил художник Ре-Ми в карикатуре «Палка о двух концах», на которой М. В. Родзянко раздал П. Н. Милюкову, Н. С. Чхеидзе, Н. Е. Маркову 2-му прутики с партийными флагами, после чего, сложив все прутики вместе, прогнал подошедшего к Таврическому дворцу немца.

На период четвертой сессии пришлось наиболее резонансное и непосредственно связанное с Думой событие: создание Прогрессивного блока. Четвертая сессия интересна сближением Государственной думы и правительства. С началом войны Совет министров оказывается в двойственном положении: с одной стороны, он принимает множество постановлений в перерывах между думскими сессиями, с другой – эти постановления касаются мелких вопросов, «законодательной вермишели», так как реальная власть смещается в Царское Село и Ставку. В результате в мае 1915 года главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин предлагает обновить состав правительства, включив в него пользующихся доверием общественности депутатов. В августе 1915 года с этой идеей выступили депутаты Прогрессивного блока, предложившие создать «кабинет доверия» (при этом рассматривалась и более радикальная инициатива создания ответственного перед Думой правительства).

Часть министров поддержала идею «кабинета доверия». Например, министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов был готов идти на диалог с представительным учреждением, но лишь для того, чтобы «снять с одного правительства всю ответственность… и разделить ее с Государственною Думою»[296]. 27 августа 1915 года государственный контролер П. А. Харитонов провел частную встречу министров с представителями Прогрессивного блока, на которой обсуждалась программа депутатов относительно правительства. Министры отметили, что блок не настроен революционно и готов к компромиссам, хотя и признали наличие взаимного недоверия. По итогам встречи некоторые министры – Харитонов, Кривошеин, Сазонов, Игнатьев – не отказываясь от решения скорейшей отправки Думы на каникулы, заявили на заседании Совета министров о готовности поддержать идею формирования нового правительства «общественного доверия», при условии, что инициатива будет исходить от императора. Однако последнее было маловероятным, поэтому общие настроения оставались пессимистичными. В Петрограде распространялись слухи о грядущем роспуске Думы, и бастовавшие рабочие требовали объявления о неприкосновенности парламента.

Третьего сентября 1915 года Николай II прерывает сессию Государственной думы, а затем из правительства выводятся министры, делавшие ставку на союз с общественностью. Надежды на преодоление политического кризиса и объединение власти и общества в очередной раз оказались иллюзорными. В обществе известия об отправке депутатов на каникулы были встречены болезненно. Московские обыватели в частных письмах отмечали, что роспуск Думы вызвал «угнетенные и подавленные настроения». «Ко всем мерзостям присоединилась еще одна – это роспуск Государственной Думы. Есть афоризм: „когда господь захочет наказать, так отнимет разум“. Ведь это какая-то свистопляска на вулкане. Этому негодяю Горемыкину, наверно, это так не пройдет», – писал офицер из Петрограда 7 сентября 1915 года. О том же рассуждали в Тифлисе, дополняя общую картину слухами о готовящихся верхами провокациях с целью заключения сепаратного мира:

Смена командования армиями, роспуск Государственной думы – признаки весьма зловещие, особенно последнее событие. Для того, чтобы распустить Гос. Думу в такое время, нужно абсолютное отсутствие ума, любви к родине.

Роспуск Думы мыслился как антипатриотический акт, противоположный заявлениям царского манифеста от 20 июля 1914 года, и это укрепляло общество в уверенности о существовании «темных сил», предателей во властных кругах или даже самой императорской семье.

Реакционная пресса, наоборот, не скрывала своего торжества. На протяжении июля – августа «Земщина», используя антисемитскую риторику, нападала на Прогрессивный блок, обвиняя его в том, что он пользуется трудным внутренним положением ради собственных корыстных интересов. После прерывания сессии Думы член «Русского собрания» и «Союза русского народа» С. К. Глинка-Янчевский опубликовал статью «Неотложные меры», в которой выразил характерное для реакционных кругов «понимание» разногласий «государственников» («русских людей») и «общественников» («жидов») по