Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи

Я вышел из больницы с небольшой надеждой, но мое положение только ухудшилось.

— Слушайте, врач сказал, что у меня высокое давление. Это очень серьезно, вы ведь знаете, что раньше я страдал от гипотонии, — сказал я штаб-сержанту Мэри, когда она забрала меня для допроса в следующий раз.

— Ты в порядке, мы разговаривали с врачом, — ответили следователи.

Тогда я осознал, что моим мучениям еще не пришел конец.

Пытки становились хуже с каждым днем. Охранники в блоке активно принимали участие в процессе. Следователи говорили им, что нужно делать с заключенными, когда их возвращали в блок. В мою камеру стучали, чтобы я не мог уснуть ночью. Они проклинали меня без причины. Постоянно будили, пока следователи не разрешали дать мне немного отдохнуть. Я никогда не жаловался на это своим следователям, потому что знал, что именно они все это и спланировали с охранниками.

Как и было обещано, штаб-сержант Мэри забрала меня утром. В камере я был один, и мне стало очень страшно, когда я услышал, как охранники несут тяжелые цепи и кричат: «Резервация!». Сердце заколотилось, потому что я всегда ожидал худшего. Но тот факт, что мне нельзя было видеть дневной свет, заставлял меня «полюбить» короткие переходы между моей чертовски холодной камерой и допросной. Для меня было счастьем, когда теплое солнце Гуантанамо согревало меня. Я чувствовал, что ко мне возвращается каждая частичка моего тела. Я всегда чувствовал это фальшивое счастье, и оно всегда длилось совсем не долго. Это как принимать наркотики.

— Как ты? — сказал один из сопровождающих охранников из Пуэрто-Рико на слабом английском.

— Я в порядке, спасибо. А вы?

— Не переживай, ты вернешься к своей семье, — сказал он.

Когда он произнес это, я не смог сдержать слез. В последнее время я стал таким ранимым. Что со мной не так? Всего лишь одного теплого слова в океане страдания было достаточно, чтобы довести меня до слез. Примерно в это время в лагере «Дельта» образовался полный пуэрториканский дивизион. Они отличались от остальных американцев, были не такими жестокими и враждебными. Иногда они позволяли заключенным принять душ в не отведенное для этого время. Их все любили. Но у этих людей были проблемы с теми, кто заправляет лагерями, из-за слишком гуманного подхода к заключенным. Я не могу объективно говорить о пуэрториканцах, потому что не так часто с ними встречался, но тем не менее, если вы меня спросите: «Ты когда-нибудь встречал плохого человека из Пуэрто-Рико?» — мой ответ будет отрицательным. Если вы спросите: «Атам вообще есть плохие люди?» — то я просто не знаю ответа. То же самое с людьми из Судана.

— Не снимайте с него цепи и не выдавайте ему стул, — сказал работник ТОЦ по радио, когда сопровождающая команда оставила меня в «Коричневом доме».

Штаб-сержант Мэри и обещанная пышногрудая женщина вошли в допросную. Они принесли фотографию чернокожего американца по имени Кристофер Поул, которого я видел однажды много лет назад в Афганистане.

— Сегодня мы поговорим об этом парне, Абдулмалеке, — сказала штаб-сержант Мэри после того как подкупила меня старым металлическим стулом[94].

— Я уже рассказал вам, что знаю об Абдулмалеке.

— Нет, это вранье. Ты расскажешь нам больше?

— Нет, мне больше нечего рассказывать.

Новая женщина-следователь убрала металлический стул из-под меня и позволила мне упасть на пол.

— Теперь расскажи нам о Кристофере Поуле, также известном как Абдулмалек!

— Нет, мы уже проходили это, — сказал я.

— Да, ты прав. Раз мы уже проходили это, тебе нечего бояться, — сказала новая женщина-следователь.

— Нет.

— Тогда сегодня мы научим тебя великому американскому сексу. Вставай! — сказала штаб-сержант Мэри.

Я встал в ту же мучительную позу, в которой находился ежедневно на протяжении 70 дней. Я предпочел выполнять приказы и избежать боли, которую причинят мне охранники, когда вступят в игру. Охранники использовали каждую возможность, чтобы избивать арестантов. «Заключенный проявил сопротивление» было святой истиной, которой они оправдывались, и угадайте, кому верили больше?

— Ты очень смышленый, потому что, если ты не встанешь, будет неприятно, — сказала штаб-сержант Мэри.

Как только я встал, обе женщины сняли с себя блузки и начали обсуждать самые грязные вещи, которые вы только можете представить. Больнее всего было терпеть то, что они заставляют меня принять участие в сексе втроем самым идиотским способом. Чего многие женщины не понимают, так это того, что мужчинам так же, как и женщинам, не нравится, когда их принуждают к сексу. Обе женщины буквально повесились на меня, одна была спереди, а другая женщина, постарше, терлась о меня сзади. Все это время они говорили мне неприличные вещи и играли с моими интимными частями тела. Здесь я избавлю вас от всех отвратительных и тупых фраз, которые мне пришлось слушать с полудня до 10 вечера, когда она передала меня Мистеру Иксу, новому персонажу, с которым вы скоро познакомитесь.

Если быть совсем честным, те женщины ни разу не раздевали меня, пока все происходило, на мне была форма. Старший следователь сержант Шэлли наблюдал за всем через одностороннее стекло из соседней комнаты. Все время я молился.

— Хватит, черт возьми, молиться! Ты занимаешься сексом с американскими шлюхами и молишься? Какой же ты лицемер! — злобно сказал сержант Шэлли, когда вошел в комнату.

Я не перестал молиться, и мне запретили проводить мои ежедневные молитвы в течение почти года. Также мне запретили поститься во время святого месяца Рамадана в октябре 2003 года и насильно кормили. На этой встрече я отказывался пить или есть, хотя они регулярно предлагали мне воду.

— Мы должны давать тебе еду и воду, но мы не против, если ты не поешь.

Еще они предложили мне самый отвратительный сухой паек, какой смогли найти в лагере. Мы, заключенные, знали, что следователи из ЕОГ собирали данные о том, какую еду заключенный любит и не любит, когда молится, и много других, просто смехотворных вещей.

Я надеялся, что меня вырубит, чтобы я наконец перестал страдать, и это было основной причиной для моей голодовки. Я понимал, что этих людей не особенно впечатляют голодовки. Конечно, они не хотели, чтобы я умер.

— Ты не умрешь, мы накормим тебя через задницу, — сказала штаб-сержант Мэри.

Я ни разу не чувствовал себя таким оскверненным, как тогда. До тех пор, пока меня не начали пытать, чтобы я признался в преступлениях, которые не совершал. Ты, дорогой читатель, никогда не смог бы понять тот уровень физической и психологической боли, который испытывают люди в моей ситуации, как бы ты ни пытался поставить себя на чье-то место. Если бы я на самом деле совершил то, в чем они меня обвиняли, я бы сдался в самый первый день. Но проблема в том, что ты не можешь признаться в том, чего не совершал, ведь тебе нужно описать все в мельчайших подробностях, которых ты не знаешь, потому что ничего не совершал. Это не просто: «Да, я это сделал!» Нет, это так не работает. Ты должен рассказать полную историю того, что произошло, так, чтобы даже самый тупой человек ее понял. Одна из самых сложных вещей — рассказывать выдуманную историю и доказывать ее истинность. Конечно, я не хотел, чтобы ситуация дошла до того, чтобы мне пришлось признаться в преступлении, которого я не совершал. Особенно при нынешних обстоятельствах, когда правительство США прыгало от одного мусульманина к другому и пыталось повесить на него хоть что-нибудь.