Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи

— Я был в Мавритании, — сказал он. — И знаешь, кто нас принимал? Президент! Мы отлично провели время во дворце.

Морской пехотинец задавал вопросы, и сам же на них отвечал.

Когда у парня не получилось впечатлить меня своими разговорами и унижениями, наряду с угрозами арестовать мою семью (так как мавританский президент был послушным слугой Соединенных Штатов), он принес ледяную воду и облил меня с ног до головы. Одежда все еще была на мне в тот момент. Это было ужасно, меня трясло так, будто у меня болезнь Паркинсона. Технически я больше не мог разговаривать. Этот парень был очень тупой, он буквально убивал меня, но очень медленно. Штаб-сержант Мэри приказала ему жестом перестать обливать меня. Другой заключенный рассказал мне о «хорошем» следователе, который предложил ему поесть, чтобы уменьшить боль, но я отказывался что-либо есть. Все равно я не мог открыть рот.

Мэри остановила его, потому что боялась бумажной работы, которая ожидала ее в случае моей смерти. Поэтому он нашел новую технику, а именно принес CD-проигрыватель с усилителем и включил какой-то рэп. Я не возражал, потому что музыка помогала забыть о боли. На самом деле музыка была скрытым даром. Я пытался понять смысл слов. Все, что я понял, это то, что музыка была о любви. Можете поверить? Любовь! Все, что я переживал в последнее время, это сплошная ненависть.

— Слушай это, мать твою! — сказал морской пехотинец, жестоко закрывая дверь за собой. — Ты будешь слушать это день за днем и знаешь что?.. Будет только хуже. Сейчас это только начало…

Я продолжал молиться и игнорировать все, что они делали со мной.

— Аллах, помоги мне… Аллах, сжалься надо мной, — штаб-сержант Мэри пародировала мои молитвы, — Аллах, Аллах… Нет никакого Аллаха. Он подвел тебя!

Я улыбнулся от того, какое невежество она проявила, говоря о Господе вот так. Но Господь очень терпелив, и Он не торопится с наказанием, потому что его никто не может избежать.

Заключенные знали распорядки в лагере. Если военная разведка верит, что ты скрываешь какую-то важную информацию, они пытают тебя в лагере «Дельта» в блоке «Индия», но, если и это не работает, они похищают тебя и отвозят в секретное место, где никто не узнает, что с тобой будут делать. Пока я был в лагере «Дельта», двух человек похитили, и они исчезли. Это были Абдуллах Табарак Ахмад из Марокко и Мохаммед Аль-Квахтани из Саудовской Аравии[100].

Мне стало казаться, что меня собираются похитить, потому что мое дело никак не продвигалось, так что я начал собирать информацию.

— Тот лагерь самый худший, — сказал молодой военный полицейский.

— Их не кормят? — поинтересовался я.

— Что-то вроде того, — ответил он.

Между 10 и 11 часами штаб-сержант Мэри передала меня Мистеру Иксу, который приказал охранникам отвести меня в специально подготовленную комнату. Было очень холодно, вокруг было много фотографий, демонстрирующих достижения США: оружие, самолеты и портреты Джорджа Буша.

— Не молись! Ты оскорбишь мою страну, если будешь молиться во время национального гимна. Мы самая великая страна в мире, и у нас самый мудрый президент, — сказал он.

Всю ночь мне пришлось слушать гимн США. Ненавижу гимны. Все, что я помню, это начало. «О, скажи, видишь ты…» раз за разом. Я был счастлив, что на меня не выливали ледяную воду. Сначала я пытался тихо молиться, но Мистер Икс внимательно наблюдал за мной через камеры и одностороннее стекло. «Черт подери, хватит молиться, ты оскорбляешь мою страну!» Я устал и был истощен, и последнее, что мне нужно было, это проблемы, поэтому я решил молиться про себя. Всю ночь меня трясло.

Между четырьмя и пятью утра Мистер Икс отпустил меня, но только для того, чтобы спустя пару часов сержант Шэлли пришел за мной, и все началось по новой. Но первый шаг всегда самый тяжелый, первые дни были самыми трудными, и с каждым прожитым днем я становился сильнее. Тем временем я был главной темой всех разговоров в лагере, хотя многие заключенные переживали то же самое, что и я. Я был «Преступником номер один», и ко мне соответствующе относились. Порой, когда я выходил на прогулку, заключенные кричали мне: «Сохраняй терпение. Помни, Аллах испытывает тех, кого любит больше всех». Подобные комментарии были моим единственным успокоением помимо моей веры в Господа.

Мои допросы практически не менялись. Те же холодные камеры, стояние часами, угрозы от следователей, что меня похитят и запрут навсегда[101].