Саша Чекалин - Василий Иванович Смирнов

был уже в лесу, позади в селе послышалась стрельба. Он отдышался, вытирая шапкой обильно струившийся с лица пот, и направился в лагерь.

Стоять, прислонившись к дереву, надоело. Саша прошелся раз, другой…

…Со стороны ручья послышались голоса. Саша прислушался, на всякий случай снял с плеча винтовку. На светлевшем косогоре за деревьями мелькнули тени.

«Наши!» — с облегчением вздохнув, определил Саша. Он вышел вперед, окликнул.

— Свои!.. Свои!.. — раздались знакомые голоса Петряева и Короткова. Один за другим, шаркая ногами по земле, пятеро партизан прошли в низкую землянку.

…Высоко над лесом протяжно заурчали самолеты.

«Фашисты, — определил Саша, запрокинув голову и прислушиваясь. — Гады… Наверно, Москву бомбили…» — = Сердце у него тоскливо сжалось.

Вздохнув, он прислонился к молодой березке. Сколько еще времени стоять?.. Наверно, недалеко и до рассвета… Вряд ли теперь отпустят его в город… А в Лихвине его ждут, нельзя не прийти… Саша снова задумался. Тогда, до этой злосчастной истории со стрельбой, вернувшись из города, Саша рассказал командиру о своей встрече с ребятами. Ожидал, что ему дадут задание организовать ребят.

— Знают твои дружки, что ты партизан?

— Нет, — ответил Саша.

На этом разговор закончился.

Скрипнула дверь в ближней землянке. Кто-то, тяжело ступая, вышел наружу. Слышно было, как он слегка потянулся, кашлянул и стал подниматься наверх. Саша, неслышно шагая по увядшей траве, подошел ближе и узнал Кострова. Ефим Ильич вышел одетый, в сапогах, в своем потертом драповом пальто с мерлушковым воротником, но с непокрытой курчавой головой.

— Ну как, все тихо? — спросил он.

— Тихо, — ответил Саша.

Костров присел на пень, обхватив колено руками, а Саша остановился рядом, поняв, что предстоит какой-то разговор.

— Вернулись паши… — тихо, словно беседуя сам с собой, заговорил Ефим Ильич. — Подорвали на минах два грузовика. Ночью побоятся ездить фашисты.

— Они и так боятся, — заметил Саша, — как вечер, так в деревню на ночлег сворачивают.

Ефим Ильич помолчал.

— Ну, как считаешь, незаслуженно получил наряд? — вдруг спросил он, прищурившись, глядя на Сашу. — Обиделся?

Саша опустил голову.

— А вы с Митей могли погубить не только себя, но и своих товарищей. Даже если бы немцев встретили в лесу, стрелять нельзя. Надо отвести как можно дальше.

— Я понимаю, неосторожно мы поступили, — прошептал Саша.

— Дело не в осторожности. Дело в дисциплине. В тылу врага каждый из нас не оружием силен, а своей дисциплиной. Железной дисциплиной, сознательностью, коллективностью. Получил задание — выполни. Что угодно делай, а выполни. Попал товарищ в беду — выручи. Жизни своей не пожалей, а выручи.

Саша молчал, опершись на винтовку. Ефим Ильич внимательно, испытующе смотрел на юношу.

— Оружия тоже нужно поменьше с собой таскать. А то вы с Митей обвешаетесь гранатами, да еще винтовка, клинок, кинжалы. Как опереточные герои на сцене. Стрельбой увлеклись. Признайся, не первый это раз.

— Да, не первый, — сознался Саша.

— Надеюсь, поймешь, что в последний. Жизнь у нас теперь суровая. Или мы их, или они нас. Ты ведь комсомолец?

— Ну, ясное дело, — Саша даже усмехнулся. — Меня в комсомол еще в прошлом году приняли. — И неожиданно для себя, в порыве откровенности, проговорился о том, чего еще никто в отряде не знал: — В комсомольском билете я на год старше возрастом записан…

— Как же это так? Ошибка, что ли, произошла?

Саша ничего не ответил. Костров тоже замолчал, и молчал он долго. Саша поднял голову и, стараясь не упустить удобного момента, с надеждой в голосе попросил:

— Ефим Ильич, нужно мне в город сходить. Очень нужно. Там наши ребята… Вы сами понимаете… комсомольцы они. Вы поговорите с Дмитрием Павловичем, чтобы отпустил и задание ребятам дал. Хорошо бы сегодня. И батареи достать для радиоприемника. Я знаю где…

Расспросив Сашу про ребят, Костров задумался.

— Нужно и их приобщить к делу, — сказал он. — Каждому дать работу.

Саша невольно почувствовал радость. Теперь судьба ребят зависела от Кострова. Он поможет. А Сашу никто уже больше не упрекнет, что он плохой товарищ, не заботится о своих друзьях. Костров поднялся, провел рукой по волосам.

— Иди, — сказал он, — ложись спать. Я поговорю с Дмитрием Павловичем, отпустит…

Он взял из рук Саши винтовку, щелкнул затвором, проверил, заряжена ли.

Уже в землянке, забираясь под одеяло, Саша взглянул на ходики и подумал, что сменил его Костров рано. Надо было стоять еще час с лишним.

Засыпая, Саша думал о Кострове. Было в этом человеке что-то привлекавшее к себе, какая-то внутренняя сила. Очевидно, поэтому так уважают его все партизаны. Саше не приходило в голову, что Костров появился в партизанском отряде не случайно. Он был представителем партии в районе, оккупированном врагом, руководителем подпольной организации коммунистов, рассредоточенной по окрестным деревням, тщательно законспирированной.

В партизанском отряде об этом знали только Тимофеев и Дубов.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Короткая встреча Наташи Ковалевой с Сашей Чекалиным не изменила положения семьи Тимофеева. Наташа не сумела что-либо сообщить Саше и не узнала, где он находится. От прямого ответа он увильнул, говорил загадочно, какими-то намеками и явно торопился уйти. То ли он скрывался в Песковатском, то ли жил в станционном поселке Черепеть. А с ней, как показалось Наташе, он разговаривал сухо. Может быть, стеснялся ребят, может, и не доверял ей. Наташа теперь могла все подумать.

Славка, Генка и Костя не отходили от Саши ни на шаг и враждебно глядели на Наташу.

Все же, когда Саша уходил, он пообещал, что на днях даст о себе знать, и Наташа вернулась домой несколько успокоенная. Раз Саша обещал прийти, он придет. Никогда у него слова не расходились с делами.

Возвращаясь после встречи с Сашей домой, она увидела, как эсэсовцы вели по улице группу арестованных, среди которых был знакомый всему городу балагур и шутник письмоносец Михеич. Старик был в разорванной, окровавленной одежде, с непокрытой седой головой. Наташе стало страшно. Закрыв глаза, она прислонилась к мокрому забору. Ведь такая же судьба может ожидать и ее… Но появилась и другая мысль: если уж такие люди, как Михеич, мужественно сопротивляются врагу, то ей, комсомолке, тем более надо быть смелой и твердой. Эта мысль заставила ее выпрямиться и с еще большей ненавистью посмотреть на таблички с немецкими названиями улиц, на пестро намалеванный плакат, на котором краснорожий нарядный парень в шляпе и в галстуке, слащаво улыбаясь, призывал молодежь ехать работать в Германию, своим трудом помогать строить «новый порядок».

— Не будет по-вашему, — шепотом сказала она, погрозив кулаком краснорожему парню на плакате.

Проходивший в этот момент мимо Гриша