Нежеланная дочь - Татьяна Фомина

Не знаю, чего я ожидал от строгой Елены Ильиничны, но только не этого.

— Елена Ильинична, давайте мы подождем, когда вы…

— Нет, Костя. Я не могу ждать. Я не вечна, это может случиться в любой момент. Если со мной что-то случится, я не хочу, чтобы Эрик оказался в детском доме.

— Елена Ильинична, не надо так говорить, — прошу женщину.

— Надо, Костя. Я реально смотрю на вещи. Эрик еще мал, а в следующий раз скорая может и не успеть.

— Елена Ильинична, я понимаю, что желание вашей дочери для вас очень много значит, но, может быть…

— Нет, Костя. Желание Наташи для меня уже не настолько важно, как судьба Эрика.

— Тогда может лучше оформить отцовство? — предлагаю ей.

Я не совсем понимал почему нужно оформлять опекунство, когда я отец этого мальчика. Из-за желания его матери? Но ее нет. Только из-за пособия? Но я уже достаточно зарабатывал и на Эрика всегда переводил приличное содержание.

Елена Ильинична молчит какое-то время, и мне кажется, что она не ответит, но я ошибаюсь.

— Нет, Костя. Я не могу просить тебя даже от этом, — отвечает она. — Но больше мне обратиться не к кому.

— Елена Ильинична, я понимаю ваше уважение к желанию Наташи. Но ее нет… — Слова даются с трудом: говорить о мертвых я не привык. — А думать нужно о живых.

— Это верно. Только все не так просто, Костя…

Елена Ильинична закрывает глаза и глубоко вздыхает. Проходит несколько секунд. Она открывает глаза и не отводя взгляда произносит:

— Я виновата перед тобой. Очень сильно виновата. Но видит бог, я думала не о себе, а об Эрике.

Я всегда восхищался ею, сколько любви и тепла она дарила своему внуку. Она в буквальном смысле заменила ему и отца и мать.

— Наташа была беременна, когда вы стали встречаться… — звучит очень тихо. Ее слова не сразу доходят до моего понимания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍С Наташей мы познакомились в клубе, где проходило посвящение в студенты. Мы пару раз оказались с ней в паре, а дальше нам обоим снесло голову. Немного позже Наташа призналась, что просто хотела забеременеть… Она отказывалась меня видеть и разговаривать, просила оставить ее в покое и забыть, сказав, что это был секс и ничего более. И я забыл, пока мне не позвонила Елена Ильинична и не сообщила, что Наташа разбилась в аварии, а у нее на руках остался двухмесячный ребенок.

— Ей ничего не стоило назвать этого ребенка твоим, но Наташка не захотела лгать. «Бабуля, я не смогу его обманывать», — говорила она. А я смогла. Взяла грех на душу. Поэтому, если ты откажешься, я пойму. Но, пожалуйста, подумай. Я сама буду его растить. Столько — на сколько меня хватит, но я хочу знать, что если со мной что-то случится, мой внук не окажется в детском доме.

Эмоции были разные. Непонятные. Злость, обида и на Наташу, и на Елену Ильиничну. Но к Эрику я уже привык. Я не видел его часто. Помогал, чем мог, но Елена Ильинична была рада любой помощи. Она не требовала невозможного и воспитывала внука в строгости. И я согласился. Ведь действительно, Елены Ильиничны могло не стать в любой момент, а прежде чем я смогу его усыновить, ему придется оказаться в детском доме.

Евгении тоже пришлось подписать документы. Опека — это не усыновление и не признание отцовства. А то, что Эрик не мой сын я решил не говорить.

— Прости меня за все, Костя, и, пожалуйста, не оставляй моего внука… Он… — она замолкает.

В комнату входит бригада скорой помощи. Отхожу в сторону, но умоляющий взгляд Елены Ильиничны направлен на меня. Киваю ей, что выполню все, что она просила, и, вздохнув, она закрывает глаза…

— Мужчина, помогите опустить ее на пол! — звучит команда, но даже дефибриллятор не может запустить уставшее сердце.

Полина

Вчера весь день шел дождь. Все, что накопилось за засушливое лето, решило вдруг вылиться за один день. И когда утром я увидела солнечные лучи, то очень обрадовалась, что не придется оставаться дома.

Сегодня первое сентября. Последняя школьная линейка у Дарины. Дочь сидит на стуле, а я, ровно как десять лет назад, прикрепляю ей на хвостики огромные белоснежные банты.

— Дяй, дяй, дяй! — Ангелина стоит в своей кроватке и тянет ручки, требуя себе такой же бант. Только вот цеплять его пока не за что. Без опоры у Гели получается стоять недолго, и она смешно плюхается на попу.

— Подожди, мое солнышко! — отвечаю ей с улыбкой. — Сейчас оденем твою сестренку и тоже будем собираться.

— Мам, может, вы не пойдете? — спрашивает Дарина.

— Вот еще! Пропустить последнюю линейку?! Не выдумывай!

Признаваться, что я немного скучаю по работе, не хочу. А так я смогу хотя бы постоять в сторонке и почувствовать ту непередаваемую атмосферу, которая бывает только в школе.

— Мам, ты же устанешь, — беспокоится Дарина. — Геля не будет сидеть в коляске все время, а держать ее на руках тяжело.

У нас с Сережей родилась девочка. Ангелина. Маленький ангелочек, посланный небесами, как говорит мой муж. В свои десять месяцев она уверенно стоит и может самостоятельно сделать несколько шагов. Но больше всего ей нравится топать, когда ее держат за обе ручки. И, как верно заметила Дарина, сидеть на попе Ангелина не любит.

Это непередаваемые эмоции, когда ты снова видишь первые шаги своего ребенка. Не стоит говорить, что все это время со мной был муж. Поддерживал и берег.

Когда Ангелина первый раз встала на ножки, Сережа назвал ее балеринкой, потому что она стояла на носочках. Каждый раз при небольшом отклонении от нормы я была готова поддаться панике. И то, что Ангелина не вставала полностью на стопу, меня очень сильно беспокоило. Но ни педиатр, ни невропатолог не ставили никаких отклонений. Ангелине назначили массаж, да и Сережа сам каждый вечер массировал дочке пяточки. Такой заботы и нежности я никогда не видела. Единственное, муж ужасно ворчал, когда к нам приезжали бабушки, словно они забирали у него его маленькую звездочку. Это была настоящая война за то, кто будет играть с ребенком.