Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

Глаза их на миг встретились в безмолвном приветствии — но и только. «Почему же нас всех собрали здесь?» — спросил себя Леонардо. Тут он ощутил уверенное прикосновение Пико делла Мирандолы, но не осмелился задать ему этот вопрос. С Пико появились еще двое, очевидно советчики Нери и Торнабуони. К Нери пришел маленький человечек с близко посаженными глазками и большими ушами, оттопыренными слишком большой для него шапкой; второго человека Леонардо знал — это был нотариус, приятель его отца.

Леонардо кивнул ему, потом отвернулся, сделав вид, что разглядывает галереи. Там стоял Сандро; он выглядел смущенным, словно это по его вине Леонардо попал в западню. Леонардо рад был увидеть его.

— Это все обвиняемые? — спросил судья капитана, что стоял между судейским помостом и галереей.

— Да, ваше преподобие.

Судья кивнул и, глядя сверху вниз на арестованных, проговорил:

— Сейчас я зачитаю обвинение, найденное отцами прелатами в ящике перед палаццо Веккио апреля восьмого дня: «Будьте извещены, судебные старшины: истинно, что Якопо Сальтарелли, кровный брат Джованни Сальтарелли (он живет с братом в доме златокузнеца в Ваччереккиа против Вуко, а лет ему семнадцать), означенный Якопо претерпел много бед, вынужденный уступать людям, которые домогались от него нечестивых удовольствий, одно из коих — содомия. Таким образом ему доводилось делать многое, скажем так, обслуживать нескольких человек, о которых я знаю весьма много. Называя лишь некоторых, скажу о Бартоломео ди Паскуино, златокузнеце, что живет в Ваччереккиа; Леонардо ди Сер Пьеро да Винчи, что живет у Андреа Верроккьо; Баччино, портном, что живет в Орто Сан Микеле; Марко Торнабуони… — Тут судья глянул из-под своей бумаги на юношу и, покачав головой, закончил: — И Гульельмо Онореволи, прозываемом Нери, что одевается в черное».

Якопо Сальтарелли, подумал Леонардо. Он привел Леонардо и его друзей к Нери в тот пасхальный вечер; он был тем раскрашенным ало-пегим созданием, которое трудилось над пенисом Нери. Но Сальтарелли знал, что делает фелляцию не Леонардо, потому что как раз тогда Нери разгримировался, сняв с лица накладки и грим.

Леонардо понял, что стоит здесь не случайно.

— Итак, юные преступники, — сказал судья, откладывая бумагу, — мне достоверно известно, что вы не питаете уважения к ночным колоколам, что вы носитесь по улицам, обнажив мечи, с криками: «Смерть тем, кто на нашем пути»; что вы пьете и дебоширите, развратничаете с мужчинами и женщинами. Не собрались ли вы вместе в пасхальный вечер, чтобы поносить Христа на оргии, где и был развращаем вами юный Якопо Сальтарелли? Не поклонялись ли вы Сатане в ту самую ночь в доме Онореволи и не превратилось ли это поклонение в совокупление? — Судья возвысил голос, словно возбужденный собственным красноречием. — А ты, молодой Онореволи, не проник ли ты в его задний проход, хоть он и совсем дитя? Ты, что выдаешь в себе приспешника Сатаны одними только черными одеждами, — ты скоро увидишь, что единственное твое достояние — клочок тряпья, чтобы подтереться!

Галереи взревели.

Потом судья взглянул на Марко и Леонардо.

— Позор вам, Марко Торнабуони и Леонардо ди Сер Пьеро да Винчи! Марко, ты из древнего патрицианского рода; Леонардо, твой отец славится незапятнанной репутацией и хорошо знаком мне. Вы развратничали с детьми и покрыли себя позором педерастии.

— Я не педераст! — выкрикнул Леонардо, не в силах больше сдерживаться. — Не содомит!

Стражники бросились к нему, но тут мягко вмешался Пико, извинился перед судьей и прошептал:

— Ты не должен вести себя так. Обо всем можно будет договориться, но, если ты спровоцируешь судью, я ничего не смогу сделать.

— Но это унижение…

— Ничего не поделаешь. Тебе придется выдержать это.

— Сохраняйте спокойствие! — велел судья и продолжал перечислять грехи и извращения тех, кто стоял перед ним.

Леонардо понадобилась вся его воля, чтобы отрешиться от голоса судьи и насмешек с галереи. Он вновь грезил о своем соборе памяти, перебирал имена, места и события, испытывая странное ощущение, что он уже видел все это: горящие рукописи и египетские пустыни… землетрясения… убийства, кровь, разрушения… Так грезил он наяву.

Он ощутил тепло, словно на левую сторону его лица, на щеку и шею кто-то наставил увеличительное стекло. Чей-то взгляд жег его, и неудивительно: на галерее было полно народу. Но он не удержался от того, чтобы посмотреть вновь на своих обвинителей, на тех, кто счел его виновным, не разбираясь, правда это или ложь; и тогда увидел, что у дверей, с лицом бледным, как у больного, стоит его отец.

Сер Пьеро да Винчи стоял выпрямившись, облаченный в платье нотариуса, и из его суженных глаз изливался на сына огонь преисподней.

То был не просто взгляд, а овеществленная ненависть.

И в миг, когда глаза их встретились, Леонардо ощутил, что горит заживо.

— Но тебе нечем защищаться, Леонардо, — сказал Пико во время перерыва, объявленного судьей.

Было уже поздно, и солнце клонилось к горизонту. Леонардо был измучен, унижение не прекращалось.

— Это был Нери, переодетый мной, а не…

— Я понимаю, что ты мне сказал, и уверен, что так и было. Но никто тебе не поверит, и я знаю этого судью: ему не понравится, если ты обвинишь другого.

— Но ведь все было именно так!

Пико взглянул на Леонардо и пожал плечами.

— Тогда что же нам делать? — спросил Леонардо.

— У меня уже все готово.

— И что же?

— Мы попробуем купить тебе свободу. Великолепный выделил для этого кое-какие деньги.

— Но это не очистит моего имени, — мрачно сказал Леонардо. — Лоренцо мог бы прекратить все это.

— Мы уже обсуждали это, — раздраженно сказал Пико. — Если бы он мог спасти тебя, он спас бы, но он Первый Гражданин, а не тиран. Что бы он ни думал, он не может поступать только так, как ему нравится.

— Ты прав, Пико, во всем прав, — сказал Леонардо. — Прости. Ты более чем добр ко мне.

— Я ничего не обещаю. Ты, кстати, все-таки можешь провести пару месяцев в тюрьме. Но не дольше того.

— Ты же сказал, что Лоренцо позаботится о моем освобождении.

— И он, и я. Но на это может понадобиться время.

Леонардо закрыл глаза и кивнул, словно решение суда было уже оглашено.

Леонардо стоял в зале собраний перед судьей с обрюзгшим лицом, который готовился огласить приговор. Снова взгляд отца жег ему затылок. Он крепко сжимал дрожащие руки, терпя издевки галереи.

Пико говорил в защиту Леонардо:

— Культ красоты мальчиков совершенно платонический… в лучшем смысле этого слова. Что он такое, как не восторг перед красотой товарищества и дружбы? Быть может, освобождение на поруки… Мы готовы внести две сотни флоринов.