Дом лжи - Дэвид Эллис

тебе это. Пожалуйста, не пиши мне больше.

Нажимаю на «отправить», телефон икает, и сообщение уносится на телефон Саймона. Да, ответ действительно жестокий. Но ведь и Золотодобытчица Лорен не Белоснежка, вполне может отмочить что-нибудь такое. Разве нет?

Телефон звонит. Это Саймон. Пусть звонит.

Второй звонок. Я не отвечаю.

Третий. Пусть звонит, пусть звонит, пусть звонит…

Четвертый. Никто тебе не ответит, Саймон. Весь вопрос в том, пошлешь ли ты пятую эсэмэску? Или оставишь последнее слово за Лорен? Ну, давай, покажи зубы, я знаю, ты это умеешь…

Розовый телефон пикает – новая эсэмэска от мужчины дня:

Ничего еще не кончено.

Я нажимаю кнопку «выкл» и наблюдаю, как чернеет экран розового телефона. Потом иду на юг, попутно бросаю взгляд на проход сбоку от ее дома. Окно кухни по-прежнему открыто. Ая-яй-яй, Лорен, где же твоя осторожность?

Я продолжаю путь, радуясь, что последняя эсэмэска от Саймона была именно такой. Он прав. Ничего пока не кончено.

Но будет кончено – через двадцать четыре часа.

70. Саймон

Три часа утра. Технически Хэллоуин уже наступил. Вики временно вышла из строя и мирно посапывает в гостевой спальне. А вот мне не до сна, слишком уж я возбужден. Хорошо бы побегать, но еще слишком рано, даже для меня…

Я смотрю на зеленый телефон. Нет, только не отсюда, не сейчас.

Мне не хочется будить Вики, поэтому я спускаюсь на первый этаж и начинаю мерить шагами темные комнаты. Меня трясет – от нервов или от холода, не знаю, хотя мне так холодно, словно я стою на невидимом пронизывающем ветру.

Я хожу, растирая руки, и думаю. В смысле, пытаюсь. Но не могу сосредоточиться.

Вдох-выдох, Саймон. Успокойся. Дыши.

«Уж как есть» – двусмысленная фраза, если вдуматься. Уж какой он есть.

Глубокий вдох.

«Единственный выбор» – оксюморон, по сути.

Почему корабль ходит, а время то идет, то летит?

Глубокий вдох.

Нет. Старые трюки больше не работают, совсем не работают. Я не могу больше думать ни о чем, кроме твоих слов, Лорен, тех, которые ты сказала мне девятнадцать лет назад. И еще о выражении жалости на твоем лице. «Я надеюсь, ты не рассчитывал, что мы поженимся» – вот что ты сказала. И засмеялась, вернее, хохотнула так, словно сама мысль о серьезных отношениях со мной казалась тебе смехотворной. Да, именно так. Для тебя все это было шуткой. Я был для тебя шуткой, ходячим анекдотом.

Тебе было все равно. Я ничуть тебя не волновал.

И так, влепив в меня свой словесный крученый мяч, ты ушла. Хорошо, что у тебя хватило чувства приличия хотя бы на это.

Я постарался отпустить ситуацию. Получилось не сразу. Это было трудно, точнее, убийственно тяжело для меня, но я сказал себе: «Ладно, отпусти, забудь». И у меня получилось, Лорен. Я смог оставить тебя позади. Я никогда не забывал о тебе, ни на один день, но все-таки ты осталась позади.

А потом ты вернулась. И даже ничего мне не сказала. Просто приехала – и все, так, словно твое прошлое не имеет никакого значения, явилась сюда, словно тебе глубоко безразлично, живу я еще в соседнем городке или нет. И клуб, этот дурацкий сельский клуб – нет, мне на него, конечно, плевать, я туда вообще не хожу никогда, но у меня там наследственное членство, потому что мои родители тоже в нем состояли, и ты это знаешь, и знаешь, что всегда можешь встретить меня там, но это не мешает тебе ходить туда каждый день. Лорен, ты ходишь туда потому, что тебе ведь плевать, встретишь ты меня там или нет? Правда, Лорен? Потому что такая уж ты есть. Все должно вращаться вокруг одной тебя, других людей как будто не существует.

Господи, и зачем только я увидел тебя в тот день, в мае… Пяти секунд, всего каких-то пяти секунд хватило бы, чтобы мы разминулись с тобой, и я никогда не узнал бы, что ты вернулась.

Я зажигаю газ в камине жилой комнаты и сажусь ближе к огню, который начинает с треском поглощать растопку. Протягиваю руки к теплу. Но меня продолжает трясти.

В руках у меня свидетельство о браке. Acta de Matrimonio, свидетельство о заключении брака. Nombre Саймон Питер Добиас. Nombre Виктория Ланьер. Fecha de Registro 2012/11/3.

Вики помогла мне. Я бы любил ее вечно, если б она любила меня в ответ.

Открываю металлическую заслонку и бросаю бумажку в огонь. Наблюдаю, как она чернеет, корчится, превращается в пепел.

Зеленая тетрадь – мой дневник. Ненавижу его. Как я от него устал… Сижу, переворачиваю страницы, чувствуя лицом близкий жар. День за днем перечитываю свои записи: весенние, летние, осенние…

Хочешь увидеть меня снова?

Я вырываю страницу, комкаю ее и швыряю в огонь.

Хочешь, чтобы я стала твоей шлюхой, профессор Добиас?

Вырываю, комкаю, швыряю. Смотрю, как она горит.

Ты – мой наркотик, Лорен? Я несусь к пропасти?

В огонь.

Я сам стал тем, кого презирал всю жизнь.

В огонь!

Я хочу, чтобы мы поженились.

В огонь, в огонь, все в ОГОНЬ!

Все в огонь. Сжечь все, без остатка. Зеленую обложку тоже сжечь. Потом выскрести из камина пепел, выйти с ним из дома, на задний двор, и там, среди кустов, в тени деревьев, где меня не увидят соседи, развеять все по ветру, как развеивают прах мертвых.

После спуститься в подвал, к сейфу, вокруг которого, как мне кажется, выстроили этот дом – по крайней мере, когда мои родители приобрели его тридцать лет назад, сейф уже был здесь.

Значит, подхожу к сейфу и набираю комбинацию: 9 вправо, 19 влево, 81 вправо, дверцу на себя. Делать это приходится двумя руками – дверца, тяжелая сама по себе, еще застоялась и скрипит. Сейф вмонтирован в пол, это массивная старомодная штуковина, больше похожая на печь, чем на хранилище ценностей. Даже если на дом когда-нибудь упадет бомба, думаю, что сейф все равно останется цел. Раньше я хранил в нем налоговые документы и еще кое-какие важные бумаги, но больше нет. Теперь в нем лежат всего две вещи.

Во-первых, деньги. Целые пачки денег. Миллион долларов наличными. Я забрал их летом из трастового фонда, и их оказалось так много, что они заполнили почти весь сейф.

И, во-вторых, пистолет Вики. «Глок 23», так она сказала, хотя что это значит, я понятия не имею. Я ничего