Грустное кино - Терри Саутерн

– Брось, приятель, – мягко произнес он. – Дебил с пистолетом – очень скверная комбинация. Кроме того, если ты сейчас не вернешься на съемочную площадку, ты просрёшь все это дело с Дэйвом и Дебби. Идем, Б., – он нежно, но твердо его потянул, – давай лучше фильм заканчивать.

И Борис, качая головой и что-то бормоча, позволил Тону увести себя на съемочную площадку.

– Не сочтите за оскорбление, мистер Адриан, – искренне крикнул им вслед Липс, – как я уже сказал, я действую по приказу… свыше.

Тот, кто смеется, еще в «Отчет Хонки-Бринкли» толком не въехал.

Неизвестный

Еще со времен первой (под названием «Проститутки в катафалке») конфронтации Сида с кардиналом фон Копфом последний непрерывно плел вокруг него сети заговора, причем с целеустремленностью все более дьявольской. А потому даже когда последняя капля братского семени была вытерта Хелен Вробель с внутренней стороны идеальной ляжки Дебби и съемки закончились, – даже тогда эксцентричный кардинал все готовил свой внезапный удар заодно с определенными выдающимися особами из самого Вечного Города. Лишь весьма краткое размышление потребовалось общему собранию их комитета – или Высокого Совета, как он был назван, – чтобы «единогласно осудить» обсуждаемый предмет (а именно – находящийся в производстве фильм «Лики любви») на основе показаний кардинала фон Копфа. Последующая декларация Высокого Совета объявляла данную работу «возмутительной ересью» и «общественной угрозой», а когда гражданские власти проигнорировали их постановление, церковники решили взять дело в свои руки – «во имя Бога, ради общего блага, властью, препорученной сему органу Нашим Господом и Спасителем Иисусом Христом».

Таким образом, темным и беззвездным вечером в среду, ровно в десять часов, солидная ватага ватиканской шпаны под предводительством воинственного кардинала Ханса фон Копфа путем уловки, взятки, а также некоторого грубого обхождения все-таки сумела пересечь ров, окружающий шато, проломить огромные ворота и устремиться в лабиринт коридоров с каменными сводами подобно осатаневшей от наркотиков орде свирепствующих готов, причем с рвением, известным только тем, кого когда-либо охватывало чувство абсолютной правоты своего дела.

В одном конце лабиринта находилась монтажная, где редактировался и монтировался фильм, а в другом – просмотровый зал, где он демонстрировался. Просмотр был в самом разгаре – грубый вариант, содержащий подборку уже законченных эпизодов, презентовался всем основным персонам, занятым в производстве: Борису, Сиду, Тони, Никки, Ласло, Морти, Липсу, Филу Фрэзеру, Хелен Вробель, а также Дэйву и Дебби, которые остались его посмотреть. Добавлением к этому звездному составу служил гротескный триумвират: С. Д., Лес и Лис Леттерман. Причина их сомнительного присутствия была такова, что после соответствующего обсуждения они решили поддержать продукцию вместо мертвой звезды. Такое отношение к фильму со стороны С. Д. и Леса попросту отражало тот факт, что теперь это было в интересах киностудии и акционеров, а потому представлялось вполне понятным. Интерес грозного Лиса Леттермана, однако, имел несколько иную природу – для обеспечения его полного сотрудничества в смысле рекламы ему отписали долю Энджи, которая в данном случае была определена как два с половиной процента от валовой прибыли.

Сид, несмотря на свой профессиональный, можно даже сказать профессорский, цинизм, был несколько шокирован, узнав о передаче этой части собственности Энджи – по сути, самой Энджи. Однако Морт Кановиц быстро его успокоил.

– Ладно, Сид, она была великой звездой… но ясно одно – как ни крути, на трупе никто денег не делает. Верно?

Помимо вышеперечисленных членов аудитории там также присутствовала почти легендарная Криста Мари Хольт – известная большинству как Крошка Мари. В тот самый день Крошка прибыла реактивным самолетом прямиком из столицы кино и теперь пищала от разнузданного восторга, наблюдая за тем, как утонченная Арабелла корчится в грубых горбатых объятиях большого Сида Крассмана.

– Вставь ей полено, Сид! – верещала она. – Вдуй этой спесивой лесбиянке, лягушатнице чертовой!

Примерно в этот самый момент первый крик: «Атас, деревенщина!» – заметался по сводчатым коридорам со стороны монтажной, принявшей первый удар острия летучего клина штурмового отряда. Сид, Морти и Липс – в прошлом каждого из которых имелась фаза, так сказать, карнавальной жизни – подняли тревогу. Челюсти в зале отвисли, глаза закатились. «Что за хуйня?!» – дружно забормотали все. Сид и Морти вырвались из просмотрового зала в коридор, тогда как Липс, пляшущий теперь под другой барабан, внимательно посмотрел на С. Д., после чего отступил в тень у двери, расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и ненавязчиво положил руку на кобуру с горячим кусманчиком.

В наружном коридоре полным ходом шло настоящее светопреставление, и проход оглашался пронзительными воплями на немецком и итальянском.

Два человека из монтажной в порванной и скособоченной одежде, сильно помятые, внезапно вывернули из-за угла. Сид схватил одного из них, когда тот попытался пробежать дальше.

– Эдди, что за дьявольщина творится? – вопросил он.

– Бежим! – выкрикнул Эдди. – Это громилы! – Он вырвался из хватки Сида и понесся прочь.

Сид развернулся и силой удержал второго.

– Гарри, о чем он толкует? Какие еще, блин, громилы?

– А хрен их знает, – ответил Гарри, тяжело дыша и оглядываясь через плечо. – Эдди думает, это профсоюзные быки… думает, это профсоюз послал громил, чтобы они тут все расхерачили… а по-моему, это откровенная шпана, типа мафия… по-моему, этот какой-то наезд.

Сид не мог в это поверить.

– Ты хочешь сказать, они… они в монтажную вломились?

Гарри кивнул.

– Они схватили купюры и контрнегатив… думаю, они ищут сам негатив.

Последнее слово вонзилось в Сида как брошенный из-за угла нож.

– Господи Иисусе! – Он в панике повернулся к Морти: – Морти, живо давай сюда горилл!

– Сейчас! – откликнулся Морт и исчез в лабиринте. Вплотную за ним держался Гарри.

В этот самый момент с противоположного направления показался передовой эшелон штурмового отряда, намеренный вломиться в просмотровый зал, – с кардиналом во главе.

– Черт побери, – пробормотал Сид, – я должен был догадаться! – И он бросился наперерез служителю церкви. – Стойте, приятель, – твердо сказал продюсер, – куда это вы, интересно, намылились?

– Мы пришли за фильмом, – столь же твердо ответил кардинал, причем с акцентом Эриха фон Штрогейма[43].

Сид неловко посмотрел противнику за плечо и внимательно оглядел банду хулиганья. На многих было что-то вроде церковных облачений.