Тобол. Много званых - Алексей Иванов

Довольный собою, Матвей Петрович прислал на Прорву двадцать пять вёдер водки, хотя двадцать пять вёдер на семьсот работников – всего лишь по чарке каждому. Но у шведов имелись и свои припасы. Вечером на Прорве начался праздник. Женщины приготовили, как в Швеции, солёную рыбу, вяленую говядину с давленой репой и яблочные пироги, в котлах подогрели глёгг – какой уж можно было сделать в России. Всюду горели костры, люди ходили от одного общего стола к другому, звучали шведские песни и смех.

Ренат сидел на бревне перед огнём в компании офицеров. Размякнув от водки, офицеры говорили о самом дорогом – о родине.

– Я получил письмо от жены, – рассказывал лейтенант Леоншельд. – Умер тесть. Сейчас я стал бы в Коппарберге богатым человеком, меня бы непременно выбрали в ландстинг. А я здесь – неизвестно, где.

– Если бы король Карл пошёл на мир с царём Петром, нас отпустили бы.

– Говорят, что король в плену у султана, – задумчиво сказал капитан Свенсон. – Он не может принимать решений за страну и риксдаг. А русские и прочие враги Швеции не желают мира, потому что могут беспрепятственно грабить завоевания короля, пока продолжается война.

– Я хотел убедить губернатора Гагарина отпустить меня на пароль, – признался ротмистр Малин, – но господин Дитмер сказал, что бесполезно.

– Кого-нибудь из нас могли бы обменять на русских пленных в Швеции, однако кандидатов подбирает граф Пипер, а у него перед глазами лишь те, кто остался в Москве при Фельдт-комиссариате. Увы, мы слишком далеко.

– Бесконечные русские пространства держат нас в плену надёжнее, чем цепи и кандалы, – сказал капрал Брур Роламб, стихотворец общины.

– Лейтенант Ланг дал присягу и уехал с китайским посольством на Волгу. Он может уйти на родину, оттуда гораздо ближе.

– Лоренц не согласится на побег. Он слишком честолюбив, а у русских он сумеет сделать карьеру, какая вряд ли получится у него в Швеции.

– Господа, брат написал мне из города Псков о неком хитроумном капрале Шульце. Он сумел сбежать из плена в шкуре медведя.

Офицеры засмеялись.

– Неужели такое возможно?

– Это шутка, господа, – сказал капитан Свенсон. – Горькая шутка.

Ренат не переставая думал о Бригитте. Она где-то рядом, а он ничего не предпринимает. Бездействие – хуже поражения.

– Георг, – наклоняясь к уху ротмистра Малина, прошептал Ренат, – вы сможете продать мне фляжку вашего биттера?

– Его уже нет, – тихо ответил ротмистр. – Но есть русский самогон.

С бутылью самогона в руке Ренат подошёл к балагану, где жили Цимс и Бригитта. Жердяная лачуга была покрыта лапником. У входа дымил костёр, возле которого сидел хмельной и мрачный Цимс. Даже на празднике никто не пожелал быть ему товарищем и угостить выпивкой. Бригитта возилась в балагане. Ренат присел на полено напротив Цимса.

– Выпьете со мной, Цимс? – спросил он.

– Это русское пойло, – глянув на бутыль, буркнул Цимс.

– Оно тоже туманит разум и облегчает сердце.

– Вы мне не друг, – предупредил Цимс то ли себя, то ли Рената.

– Нам обоим друг – только это русское пойло.

Бригитта смотрела из балагана, как Цимс и Ренат пьют самогон. Она понимала, что Юхан пришёл отнять её у Михаэля. Наверное, и Цимс тоже это понимал, но решил, что жена никуда не денется, а выпивки больше не дадут. Соперничество мужчин не тешило самолюбия Бригитты. Она уже не наивная девушка и знает, что подлинная радость – когда спор закончен. Ей хотелось, чтобы Цимс быстрее нализался и свалился. Ренат напоминал ей Матиаса, первого мужа, если бы Матиас дожил до возраста Рената.

Бригитта родилась в семье лейтенанта Кнута Шерценфельда. Отец вышел в отставку и служил помощником управляющего в Сконе, в поместье Бэкаскуг. Поместье принадлежало датскому купеческому роду Рамелей, но род потихоньку угасал. Между двумя озёрами в старой буковой роще стоял небольшой обветшалый замок из красного кирпича, когда-то – аббатство, и многодетная семья Шерценфельда жила в полуподвале бокового корпуса в двух сводчатых комнатах. Отставной лейтенант выдал пятнадцатилетнюю дочь Бригитту за корнета Матиаса Бернова, сына своего полкового друга.

В те годы юноши были влюблены в короля Карла и грезили победами. Матиас записался в армию и отправился на войну, а Бригитта поехала вместе с мужем. Корабль перевёз их из Стокгольма в Ригу. Устроив молодую жену, Матиас с полком отбыл на театр военных действий в Ливонию и Польшу, чтобы сбросить с престола короля Августа II. Бригитта ждала мужа два года. Потом из Польши приехал фэнрик Юхан Линдстрём, боевой товарищ Матиаса, и привёз известие, что Матиас убит под городом Торунь.

Бригитта помнила, как изумилась тогда своей природе: вместо горя её охватило ожесточение. Она хотела любви, а муж увёз её в чужую страну и в чужой город, оставил одну на два года и затем вдруг погиб – бессмысленно и бездарно. А недотёпа Линдстрём не понял, что творится в душе Бригитты. Он забрал юную вдову друга с собой в Нарву, где служил в гарнизоне под командованием барона Горна. Вскоре Юхан и Бригитта повенчались.

Через полгода враги окружили Нарву. Корпус генерала Шлиппенбаха не смог пробиться к осаждённым. Армия царя Петра двинулись на приступ. Бригитта слышала чудовищный рёв взрывов, когда штурмующие взламывали бастионы Гонор и Виктория, но то, что случилось дальше, было ещё ужаснее. Русские захватили город. Они убивали всех подряд направо и налево. Четыре распалённых солдата забежали в дом, где жила Бригитта, закололи хозяйку с детьми, обнаружили Бригитту на чердаке и вместе изнасиловали. Потом кто-то говорил Бригитте, что царь Пётр сам рубил на улицах Нарвы мародёров и насильников, но тогда Бригитту никто не спас – ни царь, ни король, ни муж.

Она попала в плен. В лагере её отыскал Линдстрём – он уцелел, успев бросить шпагу под ноги русскому офицеру. Но муж потерял для Бригитты всякое значение. Она его уже не уважала, просто в плену при нём было легче. Пленных перегнали в Москву, из Москвы – в Казань. Тогда шведов в русской неволе было ещё немного. В Казани Бригитта завела любовника – секретаря в комиссии по делам пленных. Этот толстый бородатый дядька боялся жены и начальства, но всё же устроил Бригитту на жительство к купцу, чтобы она могла подрабатывать в лавке, и определил Линдстрёма в работы на верфь.

И теперь Бригитта уже не надеялась на мужчин. Они слабы. Они умеют лишь отнимать у тех, кто слабее; если же и дарят что-то, то краденое. Нужен ли ей штык-юнкер Ренат, если ему нечего ей подарить? И нужна ли ему она, если у неё нечего отнять? Однако Бригитта ощущала тёмную тягу желания Рената, эта сила тревожила её и заставляла отзываться против воли. А вдруг офицер Юхан Густав Ренат окажется тем, кого она так и не дождалась?

Белые ночи с их жемчужным, обволакивающим светом уже миновали, но тьма была пока ещё не настоящая – синяя, прозрачная, чуткая. В ней всё почернело – деревья, строения, люди, холмы, но ничего не исчезло. Ренат и Бригитта убегали от балагана и спящего Цимса по взрытому дну канала, по ложу Прорвы. Лощину затопил туман, приплывший с Тобола, и на краю раскопа в сизой мгле тлели размытые пятна костров. Отдалённо и глухо звучали голоса тех, кто там ещё не спал, засидевшись за выпивкой. Ренат тянул Бригитту за руку, и Бригитте казалось, что она опять стала девочкой из Сконе, которая гуляет в буковой роще Бэкаскуга с корнетом Матиасом. Щенок Юсси прыгал за хозяйкой, как лягушка, и Бригитта шептала ему: