Рутина - Евгений Алехин

Я прошел мимо стоянки ржавых самолетов и поднялся по лестнице в офис. Помимо меня на это место рассчитывали еще мужик и девка. Добрая тетенька раздала нам распечатки А4, выдала ручки.

– У меня своя, – сказал я.

Она ласково кивнула. От нее исходило такое родное тепло, что я был уверен: работа у меня уже есть. Посмотрел на бумагу. Это был тест по русскому языку, несколько заданий. Слова-исключения, аббревиатуры, пропущенные буквы, расстановка запятых. В те поры я еще не все позабыл со школы – в одиннадцатом классе занимался с репетитором, перед тем как поступить на филфак, и такие тесты давались мне легко.

Я первым выполнил задание.

Потом мы ждали в коридоре. Добрая тетенька за двадцать минут все проверила, вышла и сказала:

– Женя Алехин – 88 баллов, – назвала двух других, у них было меньше.

Меня пригласили в кабинет, другие отправились попытать счастья в других местах, на других работах. Меня сфотографировали и выдали пропуск. Добрая тетенька расспрашивала: где учился? Почему не работаю по специальности? Чем бы хотел вообще заниматься? На этот раз отвечал честно. Специальность моя – кинодраматургия, неоконченное высшее, но писать сценарии особо не хочу. Хотел бы, чтобы мои книги печатали и публиковали. Хотел бы, чтобы можно было кормиться музыкой. Но и иметь нетворческую работу хотел бы тоже. Нужно отвлекаться, работать, пока не созрел как художник, простите за пафос. Три на три – это идеально, это то, что нужно именно мне. А если можно будет меняться и ездить в туры, то это вообще мечта, а не работа. Мы планируем выезжать пару раз в год на неделю-две с моей группой в путешествия по стране.

– Да, в кризис нелегко творческому человеку, – сказала она, чем меня совсем растрогала.

– Спасибо за понимание.

Никакого оформления тут не было, никакой службы безопасности тоже. Я просто расписался, что обязуюсь не снимать и не фотографировать на территории, где располагалась контора, на этом формальности были закончены.

– Поздравляю. Выходите послезавтра.

И я вышел.

Единственная проблема с этой работой была в сменном графике. Три дня работаешь с утра, потом отдыхаешь, потом три вечерние смены. Либо встаешь очень рано, либо ложишься очень поздно. Утренние смены начинались в 7:30, и мне приходилось садиться на электричку раньше пяти. Я никогда не мог уснуть накануне, а иногда вообще не спал все три дня. Режим мой был сбит с толку. Время вставать приближалось, и я не мог отключиться с Оксаной в кровати, но в дороге, под стук колес, поспать удавалось, и даже крепко. Холодало, путь до перрона пролегал через подмерзшую грязь вдоль бетонных заборов старого завода. Чтобы срезать путь, приходилось идти по рельсам, потом залезать на платформу, как безбилетнику. Я надевал куртку, шапку и две толстовки и, прислонившись к стеклу, задремывал в неотапливаемой электричке, потом проваливался в сон все глубже – до комы, и это был лучший час перед рабочим утром. Сны были очень плотными, насыщенными, как я их называю – творческими. Погружаешься на нижний этаж бытия и выстраиваешь там свой мир. Каждые две-три станции просыпался, как будто вылетая из тысячеметрового колодца на скоростном лифте, озирался по сторонам, не узнавая место, в которое вылез из ниоткуда, – казалось, что целые жизни отделяют меня от момента, когда я сел в электричку или когда выйду из нее. На Ярославском вокзале проходил мимо сонных охранников, кассиров, пассажиров, бомжей, мелких торговцев никому не нужной хренью. Пересаживался на метро, там уже смотрел легкие видения, обычно даже не садился, стоя, держась за поручень, позволял себе окунуть голову в полупрозрачную пелену.

Костя всегда запрыгивал в нашу корпоративную маршрутку в последний момент, а иногда и опаздывал. Мы отъезжали всегда в одно время, водитель никого не ждал. За опоздание полагался небольшой штраф, но сам я не опоздал ни разу за десять месяцев. Хотя случалось не выходить по болезни или из-за пьянки.

Длинные столы были усеяны компьютерами. Мы рассаживались, наливали в заготовленные чашки пакетированный крашеный мусор «Беседа» и принимались за работу. Сперва два часа ты отсматриваешь новостные сюжеты и монтируешь их: по сути, отмечаешь, где один ролик сменяется другим, пропуская рекламу. Пара нажатий клавиш мышки, полусонная концентрация. Просто смотришь ролик за роликом, жмешь кнопку. Смотришь, жмешь. Землетрясение, забастовка, президент России слетал в Казахстан, в городе Самарской области не хватает казенного оборудования, чтобы избавиться от атмосферных осадков. В Кемеровской области прорвало трубу. Найден труп. Суд над дочерью чиновницы, сбившей насмерть двух детей и скрывшейся с места преступления, закончился ничем. В мире пиздец. В Японии пиздец. В Украине скоро начнется пиздец. Россия – это пиздец. Пиздец, пиздец, пиздец.

Потом какое-то время ты описываешь эти ролики. Один за другим тебе приходят сюжеты, выстраиваются в очередь, и ты как миленький прописываешь теги к каждому. Грубые ошибки: не упомянуть Владимира Путина или Правительство РФ или пропустить название города, о котором идет речь. Остальные теги не так значительны, но все-таки лучше быть внимательным, не пропускать ничего. Все персонажи, все места, все муниципальные заведения, все что угодно должно быть прописано. Чтобы человек, который пользуется платной подпиской на наш сайт, смог найти интересующий его сюжет. Если я или кто-то другой допускал несколько ошибок подряд, то редактор нашей смены Сергей подходил, садился рядом с тобой на стол и постукивал пальцами. Приходилось снимать наушники и говорить:

– Да, Сергей?

– У тебя третий сюжет приходит с ошибкой, будь внимательней.

А еще он мог сказать:

– У тебя все в порядке? Путина третий раз пропустил, может, морской капусты поешь?

Он шел обратно, и было как-то очень тяжело его выносить, я провожал его свисающие на жопе джинсы тихим проклятием. Всех он раздражал, не только меня и Костю. Это был зануда, который пытался писать в общем чате в таком духе: «У нас Новый год/День святого Валентина/женский день и т. д., так что позитифчекофф поболе! Давайте скинемся, и у нас будет стол, други!»

Но когда что-то касалось рабочего процесса, твоих ошибок, он зачем-то подходил, нависал над тобой вместо того, чтобы скинуть тебе правку в мессенджер. Его жена тоже работала тут, как и мы, описывала новости. Она носила шубу и почти всегда молчала. У нее была большая грудь. Поболе, поболе, думал я, сисег поболе.

В субботу и воскресенье, а также на праздники ставка была больше, а сюжетов было мало, и можно было писать реп, читать, смотреть кино. Я любил брать дополнительные смены в праздники. Иногда даже удавалось урвать и утреннюю, и вечернюю, и тогда работал пятнадцать часов, зато взлетал в шоколаде. На четвертый месяц удалось раздать все долги. Это было огромное облегчение, ради которого можно было терпеть Сергея. Также у нас начались репетиции, концерты макулатуры стали более-менее регулярными, сборы в Москве и СПб в районе двухсот человек. У ночных грузчиков тоже намечался новый альбом, но я там на этот раз выполнял роль второй скрипки: большую часть музыки сделал Михаил Енотов и тему релиза тоже задал он. Поиски бога, парня тянуло в сторону православия, он собирался креститься, и это сильно сказывалось на том, что он писал: