Другой класс - Джоанн Харрис

– Но девчонки-то лаком пользуются, – сказал Макнайр, – а если им можно, то почему нам нельзя? Иначе получается в чистом виде гендерная дискриминация.

– Увы, правила внешнего мира в данном случае еще не успели совершить необходимый скачок в своем развитии, – сказал я и посоветовал, не поднимая головы от тетрадей, которые проверял: – Но я бы на вашем месте лак все-таки удалил.

Именно в этот момент в класс и заглянул Дивайн. И выглядел он настолько опасным, насколько вообще способен выглядеть человек, прижимающий к себе веселого садового гнома. Должен признаться, мысли мои были полностью поглощены историей с досками почета и я успел почти позабыть и о подарке Гарри, и о том, что развернул его и поставил…

Я поспешил выйти вместе с Дивайном в коридор и спросил:

– Чем я могу вам помочь?

– Это, – прохрипел он, точно изрыгая проклятье, – я нашел у себя на крыльце утром в воскресенье!

– Гном, милый гном… – попытался пропеть я на мотив песенки «Дом, милый дом», но моя шутка явно оказалась некстати, ибо нос Дивайна тут же угрожающе порозовел и он возмущенно заявил:

– Мне почему-то кажется, что это вы его туда принесли.

– Вот как? – изумился я. – И у вас есть серьезные основания для подобного предположения? Или вы просто следуете правилу Conlige suspectos semper habitos?[99]

В ответ доктор Дивайн издал какое-то непотребное шипение.

– Здесь нет никаких известных подозреваемых, – сказал он. – И смешным это может показаться только вам, Стрейтли. Между прочим, я слышал, что Гарри Кларк оставил вам в наследство кое-какие свои вещички.

Я кивнул.

– Это действительно так, – сказал я.

Несколько мгновений Дивайн молча буравил меня прищуренными глазами, потом все же спросил:

– А правда ли, что вы, как утверждает наш капеллан, вели разговоры насчет некой поминальной службы?

Я снова кивнул.

Он вздохнул.

– Но это же абсолютно невозможно, – сказал он. – Именно вы в первую очередь должны были бы это понимать.

– И все же Гарри следует помянуть, – сказал я.

– Его и так без конца вспоминают, – возразил Дивайн, – и это уже само по себе достаточно серьезная проблема. – С этими словами он сунул мне садового гнома и чуть более мягким тоном прибавил: – Знаете, пусть лучше прошлое останется в прошлом. Я понимаю, вы очень тепло относились к Гарри Кларку…

– Нет, вряд ли вы это понимаете! – сказал я. – Уж вы-то с ним друзьями точно не были, это мне известно. И все же Гарри был такой же неотъемлемой частью «Сент-Освальдз», как вы или я. И что бы вы о нем ни думали, он, безусловно, достоин поминальной службы.

Дивайн пожал плечами.

– Но у нас этого делать никак нельзя. Во всяком случае, при нашем нынешнем директоре. А вообще-то и ни при каком другом…

Я посмотрел на него.

– Это несправедливо, Дивайн. И вы это понимаете не хуже меня.

– Ничего я не понимаю! А если б и понимал… – Он вдруг умолк. Похоже, легендарное умение держать себя в руках могло вот-вот ему изменить. Сколько бы он ни напускал на себя холодность и невозмутимость, меня не проведешь. Уж я-то доктора Дивайна знаю очень хорошо, во всяком случае, не хуже других. Им всегда движет честолюбие, а не любовь. Боги прогресса, разумеется, прибрали его к рукам, но душа у него правильная и прочная, как наша башня. Когда в прошлом году произошла та ужасная история, я видел, что его самоуверенность была сильно поколеблена. Я знаю, что тогда Дивайн чуть не потерял самообладание, он был буквально на грани. Каждый из нас использует свои способы утешения, и у каждого свои пробирные камни. Мои, например, связаны с традицией – это наши доски почета, старые фотографии, запах книг и меловой пыли. А у Дивайна это связь с Министерством здравоохранения и социального обеспечения, электронная почта и IT. Он считает, что если ему удается идти в ногу со временем, то старость ему вообще не грозит, а значит, и на пенсию ему выходить не придется.

Меня подобная позиция несколько раздражает, но я его понимаю. Нами обоими владеет не высказанный вслух страх перед той жизнью, что находится за пределами «Сент-Освальдз»; жизнью, которая лишена постоянной дисциплины, поддерживаемой расписанием уроков или звонком, возвещающим конец занятий; в этой жизни нет ни комнаты отдыха, ни учительской, ни проверки тетрадей, ни уик-эндов, ни каникул. Преподаватели «Сент-Освальдз» недолго живут, выйдя на пенсию. Пребывание в школьном плену поддерживает в нас жизнь; а неожиданно обретенная свобода способна пожрать нас заживо. Дивайн любит Джонни Харрингтона не больше, чем я, однако он готов следовать за ним до могилы – и не из верности, а из страха.

– Мне кажется, – сказал я, – что вы еще перемените свое мнение, особенно если немного подумаете. И бойтесь марковичских ид[100]. До меня донеслись слухи о зловещих предзнаменованиях.

И я, сунув садового гнома под мышку, вернулся в класс – к моей маленькой империи, к моим «Brodie Boys», к успокоительному запаху мела, старых книг, мокрых носков, полироли и мышей.

Гнома я спрятал в портфель. Дивайн не знал о последнем пожелании Гарри, который велел мне как следует использовать этого гнома. Хотя разве я в состоянии свалить Харрингтона, имея в своем распоряжении только собственный гнев и садового гнома? Не могу же я, в самом деле, треснуть его этим гномом по башке! А никаких других идей у меня пока что нет. Впрочем, возможно, время подскажет. Но я непременно этого добьюсь – ради моего покойного друга; ради «Сент-Освальдз»; ради меня самого. И даже ради Дивайна. И ради Эрика, который изо всех сил старался забыть то, что случилось почти двадцать пять лет назад.

Бедный Эрик. Я его, конечно, люблю, но мне все же иногда хочется, чтобы он был покрепче, понадежней. Верность никогда не была его сильной стороной ни по отношению ко мне, ни по отношению к Гарри. Еще в те времена, когда мы сами учились в «Сент-Освальдз» и вечно попадали в разные неприятные истории, первым во время допросов ломался именно Скунс и запросто предавал друзей, чтобы спасти себя, и с легкостью утверждал, что «его там вообще не было».

Между прочим, он до сих пор меня избегает. Нет, он, конечно, здоровается со мной, но в глаза мне старается не смотреть. Словно та старая история может сейчас повредить ему самому или причинить какой-то ущерб его карьере. Я уж думал, не спрятать ли садового гнома у него в классе под учительским столом. Тогда, пожалуй, послание Гарри было бы доставлено по адресу. Однако сегодня у меня не оказалось ни малейшей возможности воспользоваться этим секретным оружием, поскольку сейчас у нас в самом разгаре совсем другие игры; и я эти игры контролировать не в состоянии.