Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

На этой вилле в апреле — июне 1857 года несколько раз бывал 28-летний «глупый мальчуган», как он сам себя называл — Лев Николаевич Толстой, путешествовавший по Западной Европе. На берега озера Леман писателя привело желание повидать двух своих родственниц, графинь Александру Андреевну (1817–1904) и Елизавету Андреевну (1812–1867) Толстых. Первая из них была фрейлиной великой княгини и гувернанткой Марии Максимилиановны, старшей дочери великой княгини. Елизавета же занималась воспитанием младшей дочери, Евгении Максимилиановны.

Обе сестры — незамужние и приходились Толстому тетками (это были двоюродные сестры отца Толстого, Николая Ильича, то есть дочери одного из братьев деда Льва Николаевича, Андрея Андреевича Толстого). Во Франции это называется «tantes à la mode de Bretagne» («тетки в бретонском стиле»). Общий их предок — прадед Льва Николаевича, Андрей Иванович Толстой (1721–1803), прозванный «Андрей большое гнездо» за свое многочисленное потомство (за 25 лет у него родилось 23 ребенка).

Несмотря на визит писателя, мы имеем мало сведений о вилле. Он записал в дневнике «Bocage — прелесть» и этим определением ограничился. Единственное упоминание о встрече с графом Григорием Александровичем датировано 11 апреля, днем спустя после первого визита Льва на Бокаж: «Вечером зашел Строгонов, упорно рассказывал про свои отношения».[125] Толстого более интересовала Александра, роман с которой, правда, у него так и не состоялся.

В мае 1857 года на вилле Бокаж у Строгоновых родился мальчик — граф Строгонов, названный Григорием, судя по всему, в честь прадеда, скончавшегося четырьмя месяцами ранее в весьма преклонном возрасте — ему исполнилось 86. Младенцу долголетие, увы, не передалось. В июле семья отправилась в Люцерну, где наш «источник информации» — Лев Толстой — вновь встретил Александру. Прожив некоторое время в отеле «Швейцерхоф», великая княгиня и ее спутники затем отправились в Рим. Здесь в январе 1859 года Григорий-младший умер, прожив таким образом менее двух лет. Он похоронен на кладбище Тестаччо.

В период этих скитаний парные изображения супругов нарисовал 26 ноября 1858 года французский художник Дени Раффе. Одно из них, представляющее графа Григория Александровича, хранится в настоящее время в Русском музее.

В январе 1861 года появилась на свет графиня Елена Григорьевна Строгонова, ее местом рождения обычно указывается Петербург, но, учитывая вышеперечисленные условия существования семейства, больше оснований полагать, что это произошло на итальянской вилле Кварто близ Флоренции, о которой будет рассказано в следующей главе.

Начиная с середины XIX века, члены императорской семьи стали восставать против строгой регламентации их жизни. Даже столь близкие к монарху люди как Мария, дочь императора Николая, не желали следовать традиции. Уже к ее первому браку с французским герцогом отрицательно отнеслись и в России, и за границей. Второе бракосочетание ей вообще пришлось скрывать, причем стены Мариинского дворца и виллы Сергиевки не могли утаить семейные секреты.

Свадьба графа Григория Александровича Строгонова и великой княгини Марии Николаевны состоялась только в 1862 году,[126] в связи с тем, вероятно, что должно было пройти положенное время траура после смерти императрицы Александры Федоровны, последовавшей в 1860 году Супруги довольно редко бывали в России, хотя в 1868 году архитектор Ипполит Монигетти заново отделал Кабинет, Будуар и Столовую владелицы в Мариинском дворце. Вскоре после долгожданной церемонии супруги поселились на купленной в 1861 году во Флоренции вилле Куарто (Quarto), ранее принадлежавшей Анатолию Демидову, князю Сан-Донато.

Под Петербургом была Сергиевка, но понятно, что нет нужды имитировать Италию, если можно там жить. «Поселились» — сказано не совсем точно. По словам Ф.И. Буслаева, граф Григорий Александрович «не был способен к оседлому местопребыванию и потому посещал виллу наездом, проживая со своею супругою недели две, много месяц и потом пропадал месяца на два. Как опытный прельститель женских сердец, он хорошо знал, что для скрепления и освежения любовных симпатий и радостей необходимо более или менее краткие перемычки, определяемые взаимным согласием любящей парочки. Потому Григорий Александрович являлся в Кварто всегда невзначай нежданно-негаданно. И тогда по всей вилле начинался переполох.

Дети должны были забросить свои книги, перестав учиться, великая княгиня должна бросить все свои занятия, и личные свои, и светские и ничем другим не интересоваться, кроме своего мужа, и любоваться на него, сколько ей угодно. На вилле начинался целый ряд празднеств и увеселений с музыкой и фейерверками, катаниями по окрестностям и разными оригинальными потешными выдумками. Нельзя себе вообразить более счастливого семейного счастья, чем то, каким наслаждались великая княгиня Мария Николаевна и граф Григорий Александрович Строгонов: они жили как говорится душа в душу».

По сведениям А.Е. Степанова, камердинера великой княгини, супруги проводили на вилле только темный период года. Он свидетельствовал: «Двенадцать последних зим своей прекрасной жизни Она провела под солнечным небом Италии… Уединенная (сравнительно с официальной обстановкой в России) жизнь Ея в Аппенинах, вполне оправдывалась Ея понятным желанием отдохнуть или даже совсем удалиться от ненавистных Ей и давно для Ней постылых условий большого света… Она сама додумалась, что есть кое-что более лучшее в жизни и что есть более серьезные требования для ума и сердца; до этого внутреннего возвышенного преобразования, — Ей по собственному Ее выражению: „Не доставало времени сосредоточить свои мысли…“».[127] Мария Николаевна умерла в феврале 1876 года. Следовательно, период этих счастливых зим падает на 1864–1875 годы. Вероятно, некоторое время заняла перестройка дома.

Вилла Кварто

Ворота виллы Кварто

Дух искусства царил в итальянском особняке. «У нее была непреодолимая страсть приобретать», — сообщал А.П. Боголюбов, изведывавший гостеприимство своего приятеля графа Григория Александровича и ее супруги в Виши в 1870 году.[128] Степанов: «Замечательно в Ней было пристрастье к старинным вещам и в этом деле Она… относилась к предмету с полным пониманием знатока-любителя; как Она радовалась каждой находке, имеющей исторический интерес или художественную ценность… в чужих городах неузнаваемая толпою и выйдя из экипажа еще далеко до назначенного места — целые часы блуждала по светлым магазинам или в мрачных переулках Рима. Флоренции, Венеции ect. по антикварным убогим лавчонкам, отыскивая подходящее своим желаниям и, возвращаясь домой, часто сама привозила с усильем держа пред коленами какой-нибудь тяжелый барельеф из мрамора или terra-cotta, причем приветливо объясняла свой труд артистическим желанием иметь сейчас же у себя дома достойную вещь..»[129]