Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

Род лег. Доктор зафиксировал его голову и вызвал роботов-помощников. В процессе избавления от запаха Род отключился – и пришел в себя в другом здании. Он сел в постели – и увидел море. У кромки воды стояла К’мелл. Род принюхался. Он не чувствовал ни соли, ни влаги, ни воды, ни Амарала. Оно того стоило.

К’мелл подошла к нему.

– Мой милый, мой дорогой, мой господин и повелитель! Вчера ты рискнул жизнью ради меня.

– Я ведь кот, – рассмеялся Род.

Он спрыгнул с кровати и побежал к воде. Необъятность синей водной глади потрясала. Белые волны были отдельными, зримыми чудесами, каждая из них. Род видел бессточные озера Австралии, но ни на одном из них не было ничего подобного.

К’мелл тактично молчала, пока он упивался зрелищем.

Затем сообщила новости.

– Ты владеешь Землей. Тебя ждет работа. Ты можешь остаться здесь и начать учиться управлять своей собственностью – или отправиться куда-нибудь еще. В любом случае случится кое-что печальное. Сегодня.

Он серьезно посмотрел на нее, его пижама хлопала на влажном ветру, запаха которого он не чувствовал.

– Я готов, – сказал он. – Что это?

– Ты лишишься меня.

– И это все? – рассмеялся Род.

Эти слова явно ранили К’мелл. Она вытянула пальцы, словно нервная кошка, желающая что-нибудь разодрать.

– Я думала… – начала она и умолкла. Снова начала: – Я думала… – И снова умолкла. Повернулась к Роду, доверчиво глядя ему в лицо. – Ты так молод, но можешь сделать что угодно. Даже среди людей ты выделяешься свирепостью и целеустремленностью. Скажи мне, господин и хозяин, чего… чего ты хочешь?

– Ничего особенного, – улыбнулся он. – Но я выкуплю тебя и отвезу домой. Мы не сможем отправиться на Севстралию, если только не изменится закон, но сможем поехать на Новый Марс. Там нет никаких законов, которых не смогли бы изменить несколько тонн струна. К’мелл, я останусь котом. Ты выйдешь за меня замуж?

Она засмеялась, но смех перешел в плач. Обняла Рода и прижалась лицом к его груди. Наконец вытерла слезы рукой и посмотрела на него.

– Бедная, глупая я! Бедный, глупый ты! Неужели ты не понимаешь, господин, что я кошка? Если у меня будут дети, все они родятся котятами, если только я не буду каждую неделю корректировать свой генетический код, чтобы они стали недолюдьми. Неужели ты не понимаешь, что мы с тобой никогда не сможем пожениться – что это безнадежно? И, кроме того, Род, есть еще одно правило. С этого заката мы с тобой даже не сможем видеть друг друга. Никогда. Как, по-твоему, лорд Жесткость вчера спас мне жизнь? Как поместил меня в больницу, чтобы вымыть яды Амарала? Как нарушил почти все писаные правила?

Для Рода день потускнел.

– Я не знаю, – тоскливо ответил он.

– Пообещав, что я умру немедленно и покорно, если возникнут новые неприятности. Сказав, что я хорошее животное. Послушное. Моя смерть – залог того, что должны сделать мы с тобой. Это не закон, а нечто хуже закона – соглашение между лордами Инструментария.

– Ясно, – ответил Род, понимая логику, но ненавидя жестокие земные традиции, которые свели его и К’мелл лишь затем, чтобы разлучить.

– Давай пройдемся по пляжу, Род, – предложила она. – Если только ты не хочешь сперва позавтракать…

– О нет, – сказал он. Завтрак! К чертям все земные завтраки!

К’мелл шла, словно ее ничто не тревожило, но в ее походке сквозило нечто, подсказавшее Роду: она что-то задумала.

Это случилось.

Сначала она поцеловала его, и этот поцелуй он запомнил до конца жизни.

Потом, не успел он ничего сказать, как она заговрила. Но это были не слова или идеи, а пение дикого ветра в вышине, музыка к ее песне, которую она спела ему на вершине Землепорта:

И все же дело было не в словах и не в идеях, хотя на этот раз они казались чуть иными. К’мелл делала нечто, чего лучшие телепаты Старой Северной Австралии тщетно пытались добиться на протяжении тысячелетий: она транслировала математическую и пропорциональную сущность музыки прямо из своего разума, причем с точностью и силой, достойными большого оркестра. Фуга «ветер летит в вышине» повторялась снова и снова.

Род отвел глаза от К’мелл – и увидел творящееся вокруг чудо. Воздух, земля, море наполнились жизнью. Рыбы выпрыгивали из синих волн. Над головой кружило множество птиц. Маленькие птички бегали по песку. Собаки и четвероногие животные, которых Род никогда прежде не видел, беспокойно собрались вокруг К’мелл, заполонив весь пляж.

Внезапно она умолкла.

И начала громко и четко отдавать приказы:

«Думайте о людях».

«Думайте об этом коте и обо мне, куда-то бегущих».

«Думайте о кораблях».

«Высматривайте чужаков».

«Думайте о вещах в небе».

Род был рад, что не включилось его широкополосное слыжанье, как иногда случалось дома. Он был уверен, что его захлестнули бы образы и противоречия происходящего.

К’мелл схватила его за плечи и неистово прошептала:

– Род, они нас прикроют. Пожалуйста, Род, соверши со мной путешествие. Одно последнее опасное путешествие. Не ради себя. Не ради меня. Даже не ради человечества. Ради жизни, Род. Острый Глаз хочет тебя увидеть.

– Кто такой Острый Глаз?

– Он откроет тебе этот секрет, если вы встретитесь, – прошептала К’мелл. – Сделай это ради меня, если не доверяешь моим идеям.

Он улыбнулся.

– Ради тебя – конечно, К’мелл.

– Тогда не думай, пока не попадешь туда. Не задавай вопросов. Просто иди со мной. Миллионы жизней зависят от тебя, Род.

Она выпрямилась и снова запела, но в новой песне не было ни скорби, ни боли, ни странного плача вида по виду. Песня была холодной и красивой, как музыкальная шкатулка, простой, как уверенное, счастливое прощание.

Животные исчезли так стремительно, что трудно было поверить, что совсем недавно они были здесь.

– Это на время собьет телепатических контролеров, – сказала К’мелл. – В любом случае у них плохо с воображением, и, увидев нечто подобное, они напишут об этом отчет. Потом они сами не смогут понять свои отчеты, и рано или поздно один из них спросит меня, чем я занималась. А я скажу правду. Все просто.

– И что ты им скажешь? – спросил Род, когда они шли обратно к дому.

– Что не хотела, чтобы они слышали, чем я занимаюсь.