Имяхранитель - Азамат Козаев

Гелиополисский порт. К причалу обломок вызвал морскую полицию, по акту передал им пиратский бот и предоставил необходимые разъяснения. Да, вот еще что: Огано попросил в полицейские дела его не впутывать и обойтись без его свидетельских показаний. Так сказать, все лавры без сожаления передал Ивану. Возможно, обломок этого ждал, ибо хитрая ухмылка оживила его плотно сжатые губы. До позднего вечера наш попутчик просидел в кубрике, не высовывая наружу и носа. Ему повезло, что осмотр «Эскипы» полиция отложила до утра. Старика Николайе все знали и любили. Акватория порта, где швартовались прогулочные яхты, с нашим прибытием стала похожа на место проведения какой-нибудь регаты: кругом оказалось полно судов, везде толпился народ. Для торжественного сошествия на берег я надела изящный дамский туалет, до круиза самый любимый, а, надев, с грустью отметила, что корсет перестал быть мне впору. В груди стал тесноват, в талии, наоборот, велик. Придется перешивать. Решено! Как заскучаю, организую увеселительные морские прогулки для дам, страдающих тучностью и чрезмерной ленью. Отбоя не будет от юнг изрядного возраста!

Капитаны взяли нас в плотное кольцо, и пришлось несколько раз кряду рассказывать о злоключениях на море. Потом нас потащили в приморский кабачок, который, впрочем, оказался вполне респектабельным заведением и на должном уровне принял светскую даму-героиню дня (то есть меня, милая бумага). Под самый вечер туда даже заглянул портовый полицейский комиссар с каким-то высокопоставленным морским чиновником, и оба самолично поздравили нас с удачей.

Перед уходом мы еще раз завернули на «Эскипу». Иван дал Огано знак, наш компаньон никем не замеченный вышел из кубрика и быстренько нырнул в повозку, предусмотрительно подогнанную нами к самому пирсу. Молчали. Огано равнодушно пялился в окно на городские пейзажи, и у меня создалось впечатление, что ему абсолютно все равно, где именно выйти. Повозка въехала в наш квартал, однако, не доезжая сотни метров до дома, Иван возницу остановил.

– Давай прощаться, дружище?

Милая бумага, кто же прощается таким холодным голосом? Таким голосом объявляют мат сопернику, но никак не прощаются с товарищем, с которым разделили трудную долю. Мы выбрались из коляски, мужчины крепко пожали друг другу руки, и напоследок Иван предложил Огано помощь. Наш попутчик вежливо отказался. На то обломок лишь пожал плечами и, ухмыляясь, бросил:

– Понятно, чего же не понять? У слепых своя гордость.

Огано замер как громом пораженный. Даже шаг не закончил, нога так и осталась в воздухе. Я забыла вдохнуть. И только Иван улыбался своей хитрющей улыбкой, холодно косясь на того, кого назвал слепым. Милая бумага, я никогда не постигну обломка…

Азарт + альтруизм

– Кофе Мария варит необыкновенный, – Иван исполнял для Огано роль гида в моем собственном доме, пока я сервировала стол. Обошлась без прислуги – время неурочное, та придет лишь утром. – С миндалем и косточками абрикоса, смолотыми в песок.

Мой гость угрюмо кивнул. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы читать его мысли. Место слепого – на острове Призрения, среди прочих калек и убогих, а не в городе – вот о чем думал наш попутчик, и легкая тень не сходила с бледного чела.

Иван молчал, молчала и я, хотя вопросы отчаянно просились наружу и изъязвили мне кончик языка. Зуд, признаться, нестерпимый.

– Донесете на меня? – мрачно вопросил Огано после чашки кофе.

Вопрос призрения убогих, калечных и увечных целиком и полностью находится в ведении Коллегии по этике и эстетике, штат ее разветвлен и почти всесилен. Уложение о телесной соразмерности и физической полноценности жителей Пераса проистекает из заповеди Фанеса Всеблагого о совершенстве божьего творения, следствием чего всякое отклонение от нормы объявлено богомерзким и недобрым. Разумеется, я помню это, милая бумага, но никак не получается приладить мудрость Всеблагого к Огано.

– Я не состою в штате Коллегии, – усмехнулся Иван. – Кроме того, пиетета перед этой организацией не испытываю и помогать ей не собираюсь. Моего слова достаточно?

Огано кивнул, затем перевел вопросительный взгляд на меня, и я просто потерялась. Милая бумага, только что я написала «слепой перевел вопросительный взгляд на…», а тогда, признаться, пребывала в уверенности, что меня саму нужно отправить на остров Призрения! Один калека среди нас все же имелся! Сама себе представлялась идиоткой! Безголовая! Полная дура! Не понимала, как Огано ориентируется в пространстве, среди людей и предметов! Не понимала, как можно быть слепым и словно видеть все вокруг! Не понимала, как слепой может драться, и даже убивать людей! Не понимала, причин его слепоты, не понимала, не понимала, не понимала! Но очень хотела понять…

– Вдохни поглубже и закрой рот.

Совет Ивана пришелся как нельзя более кстати. Я медленно опустилась в кресло.

– Поправляй, если ошибусь, – Иван сжалился надо мной. Огано кивнул, и обломок размеренно заговорил. – Ты не родился таким. Твоя слепота приобретенная. Результат нервного потрясения или ранения…

Огано молча кивал, не отводя белесых глаз от Ивана.

– Ты попал в лапы молодчикам из Коллегии и после положительного вердикта загремел на остров Призрения. Отдал острову несколько лет и однажды… а может быть, не однажды, понял в себе нечто.

Мой непрошенный гость прикусил губу.

– Год на острове проходил за годом, и все это время ты лишь слышал движение, но одним прекрасным днем обнаружил ! Это ведь не обычное зрение? Ты не различаешь цветов, но видишь контуры предметов, свечение, ведь так?

Огано кивнул:

– Один безумный чудак на острове называл это аурой. Аура есть у всего, даже у камней. – Он тряхнул длинными космами и улыбнулся. – Смешно. Большинство людей не способно отличить леопарда от ягуара, поставь даже этих животных бок о бок. Пятна, пятна, пятна на рыже-бежевом фоне… Но их ауры так же несхожи, как непохож Иван на тебя, Мария. Звери, они ведь такие пластичные. Даже текучие.

Огано с необъяснимым выражением лица посмотрел на меня. Ягуар? Леопард? При чем тут они? И тут же заткнула сама себя. Звери! Ягуары, леопарды! Неужели он что-то видел там, на палубе? Откуда эта многозначительная ухмылка? Он видел зверя или нет? Не глазами, которых у него, почитай, нет, а тем внутренним зрением, которое способно различать ауры и тени. Он зряч или я слепа?

– Ты видишь свечение, штрихи, световые линии, – продолжал между тем обломок. – Всего этого тебе достаточно, чтобы не натыкаться на предметы и даже использовать их. И полгода назад ты почувствовал себя лишним на острове калек и убогих.

– Точно так же, будучи абсолютно здоровым, чувствуешь себя в больничной палате в компании с подагриками, – буркнул Огано. – Я слышал от пиратов, что теперь делают пенсне с темными стеклами, это правда?

Мужчины как по команде повернулись в мою сторону. Конечно, я общаюсь с модистками более плотно, чем они, и о таких вещах, как им кажется, должна знать неизмеримо больше. Я и знаю.