Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр

– Отойди в сторону, – приказываю пирату и он подчиняется.

Рывок, и камень спокойно проходит преграду, будто и нет ее.

Так. Камень пролетает. Барьер пропускает неживое.

Но Энзо жив, разве нет?!

Меня будто в холодную воду окунают. В глазах темнеет от догадки.

Если только ловушку не делали специально для этого.

Лишить пирата последней надежды. Быть так близко к осколкам и не мочь вынести их из плена.

Финальный кусочек мозаики. Последний шаг к спасению своего ребенка. И жестокая ирония, запирающая хранителя карты в клетке.

Навсегда.

В шаге от победы.

Даже если карта и укажет дальнейших путь, то смысл в нем без осколков?

Невообразимо! Жестоко…

Богиня Ишис дала эту карту на хранение нашей семье.

Богиня Ишис…

Энзо говорил, что охотников за наживой полно, но если он был один? Если это все игра только для одного Энзо?

Смотрю на пирата и в груди все сжимается.

– И чем ты так насолил богине, что она придумала такую жестокую шутку?

Он смотрит на меня исподлобья, скрытый нежной дымкой завесы, до крови кусает губы и выдыхает:

– Убил ее ребенка.

Замираю. Пытаюсь осознать и переварить. Камень в сердце бухает, как молот, гонит густую холодную кровь. Меня скручивает спазм тошноты, но я держусь.

– Подробнее, – прикрываю глаза и сжимаю пальцами виски.

Я правда хочу знать? Да. Мне нужно знать все. Хватит этих игр в тайны. Иначе никто из нас не дойдет до конца!

– Рассказывай все, – шепчу и, отойдя от воды, плюхаюсь на песок. – Потому что, видит Ишис, у меня нет плана. Совсем.

– Ишис вряд ли видит, – говорит Энзо и переступает внутрь пелены. – Она прокляла меня тогда, запечатала в этом теле навечно, – он показывает на себя и сутулится. – Чтобы я видел, как умирают мои любимые женщины и дети, не дожив до моих лет. Я был молод и глуп. Искал приключения и невыносимо хотел свой корабль.

Он выдыхает, будто ему не хватает воздуха. Шевелит губами и смотрит мне в глаза с глубокой тоской.

– Это была случайность. Мы с тремя разбойниками пошли на Овву. Мой лук, помнишь? Он из его волшебной кости, – Энзо надолго замолкает, будто не может решиться сказать дальше.

– Просто. Говори, – выдыхаю каждое слово отдельно, как кусочек льда. Выталкиваю его из глотки и смотрю на серебристую воду. На тусклый мир вокруг. Лихорадочно ищу выход и не вижу его. Марево барьера опоясывает часть странного моря и этот кусочек суши. Крохотная тюрьма, что еще сказать.

– Мы долго искали нужный остров, прошли десятки преград и ловушек. Я тогда потерял двух друзей, лучших друзей… А когда с таким трудом уложили тварь на лопатки, появился еще роток. Мы и скрестили с ним сабли.

Энзо замолкает, но внезапно вспыхивает:

– Я не знал, что это девушка! Там сложно было понять: темень подземная. И одета она была в камзол и мужские брюки, волосы по-пацански обрезаны. Не отличишь от наших юных моряков. Силан ногу повредил, я дрался сам и ранил ее в плечо. Она оступилась и… – он жмурится, как ребенок, что боится темноты, – сорвалась со скалы.

Кладу голову на сцепленные пальцы и смотрю на то, как медленно перекатывается водная гладь.

Нелепо. Как же все нелепо и тошно. Череда случайностей, которая калечит жизни целых поколений. Энзо, его дети и внуки, я, мой отец, моя семья, Ласточка. Просто фигурки в одной божественной партии, цель которой – еще одна, последняя, месть за нелепую случайную смерть.

Барьер не пропускает живых.

Не пропускает живых…

Замечаю, как по песку ползет крохотный краб, сероватый, похожий на стеклянную фигурку, но живой, и молниеносно прибиваю его к песку саблей. Он дергается лапами, панцирь расходится в стороны, и краб затихает дернувшись последний раз.

Поднимаю его и подхожу к барьеру. Бросаю тельце и слежу, как оно спокойно проходит преграду.

Не пропускает живых.

Но дает дорогу мертвым.

Поворачиваюсь к Энзо, а он будто ждет приговора.

– Тебе придется убить меня, пират.

Меня оглушают ее слова. Я знаю, что Ария права, вижу это и чувствую, когда перехожу мерцающую стену, и моя жизнь будто остается по ту, реальную, сторону пелены. Будто раздваиваюсь и, отсекая душу и сердце, ступаю в запертый сам в себе мир.

Но я против этого безумства.

– Нет, – шепчу. – Нет! – кричу и мотаю головой. Вцепляюсь пальцами в волосы, будто хочу разбудить себя, и хожу туда-сюда взбивая недвижимую воду.

– Энзо, у меня нет вариантов, – Ария не касается меня, не подходит. В ее глазах небесная синева и мрак мешаются с горечью и болью.

Она едва стоит на ногах и обхватывает себя дрожащими руками. Смотрит на барьер, а я не могу вздохнуть.

Нет! Я не смогу. Не смогу!

– Ишис ломает тебя, разве ты не видишь?! – шипит Ария. – Она хочет отобрать последний шанс. Мы не дадим богине такой возможности.

– Но ка-а-ак?!

Она осматривается, закусывает губу и решительно идет к кромке воды.

– Ты же моряк. Умеешь откачивать утопленников?

– Нет, – мотаю головой. – То есть, да, умею, но не позволю тебе. Нет, Ария. Мне и так невыносимо знать, что обрек тебя на все это. Я не смогу…

Меня подкашивает. Падаю на колени. Ишис, разорви тебя небеса! Гори в своих чертогах в вечной агонии одиночества! Ненавижу тебя…

И себя ненавижу за то, что столько лет иду у тебя на поводу. Лучше бы я сам залег на дно и умирал бы бесконечность раз, чем увидеть одну смерть…

– Давай, подумаем, как иначе выбраться? Пожалуйста, Ария, – руки падают вдоль тела, и меня колотит от слабости и беспомощности.

Она опускается рядом со мной и касается лица, берет его в плен тонкими холодными пальцами.

– Посмотри на меня, – шепчет и поглаживает щеки, так ласково, будто успокаивает ребенка. Невыносимо. – Энзо, посмотри вокруг. Здесь кости вместо камней: птицы, животные, рыбы… Это тюрьма. Ты можешь выйти, но я останусь здесь, на веки вечные, пока не умру от голода или жажды. Это обречет на смерть твоего сына, ты понимаешь? Федерико ждет нас. Он ждет тебя. Он верит, что папа его точно не бросит. Не говорит, не признается, но верит, я знаю!

По бледным щекам катятся крупные соленые капли, и я ловлю их пальцами, стираю, будто вместе с ними могу стереть и собственные ошибки, уничтожить причиненное ей горе.

– Я не смогу одна, – говорит Ария, а я едва улавливаю суть. – Ты должен утопить меня, Энзо. Вынести за пределы барьера и откачать там. Это дело одной, мать его, минуты! Ты же капитан! Тебе сотня с хреном лет и, видят морские демоны, ты не дашь мне сгинуть. Я отдаю ее тебе. Свою жизнь, понимаешь? Я ее тебе отдаю, доверяю все, что есть. Ты выведешь нас отсюда, – она прижимается холодным лбом к моему и шепчет, шепчет быстро, будто боится опоздать: – А когда все закончится, мы уплывем далеко. У нас будут дети, Энзо. Будут дети. И дом, как ты хотел, и виноградник. Твой сын переживёт этот рубеж. Только помоги мне сейчас. Помоги выйти отсюда!