Колесо крутится. Кто-то должен поберечься - Этель Лина Уайт

– Надеюсь, вы ей понравитесь, – произнесла мисс Уоррен.

– Не беспокойтесь, мы скоро подружимся, – заверила ее сестра Баркер. – Я знаю подход к пожилым людям. С ними надо быть доброй, но твердой. Как с детьми, ей-богу.

Внезапно леди Уоррен приоткрыла один глаз и покосилась на сиделку – взгляд оказался отнюдь не детским взглядом, разве что ребенок этот был исчадием ада.

– Новая медсестра? – спросила она.

– Да, мама.

– Пусть катится.

Мисс Уоррен беспомощно посмотрела на сиделку.

– Вот беда, – пробормотала она. – Боюсь, вы ей тоже не нравитесь.

– Пустяки, – ответила сестра Баркер. – Она просто капризничает. Скоро мы поладим.

– Пусть уходит, – повторила леди Уоррен. – Пришли мне ту девочку.

Сестра Баркер поняла, что это ее шанс снискать расположение старухи.

– Она будет ночевать у вас, не переживайте.

С этими словами она отвела в сторону мисс Уоррен.

– В комнате есть бренди? – спросила она. – Врач мне прописал на ночь выпивать рюмку чего-нибудь стимулирующего.

Мисс Уоррен встревожилась.

– Я думала, вы в курсе: здесь не подают спиртного, – сказала она. – Поэтому вам и больше платят.

– Но в комнате больной должно быть бренди, – настаивала сестра Баркер.

– Мать нуждается в кислороде, – пояснила мисс Уоррен. – Ее жизнь зависит только от этого. Но я поговорю с профессором.

Преследуемая громадной сестрой Баркер, мисс Уоррен летела по коридору, как сухой листок в порыве восточного ветра.

Профессор отозвался на стук сестры почти сразу. Кивнув сиделке, он внимательно выслушал просьбу мисс Уоррен.

– Конечно, если нужно, я сейчас же спущусь в погреб и достану для вас бутылку бренди, – ответил он.

Элен, хлопотавшая на кухне, удивленно переглянулась с миссис Оутс, когда профессор попросил кухарку взять свечу.

– Мне нужно сходить в погреб, – сообщил он. – Посветите мне.

Хотя просьба эта была жестокой по отношению к бедной женщине, та поспешила услужить хозяину. Лампочка в коридоре давала мало света, и за поворотом было очень темно. Миссис Оутс шла впереди, профессор замыкал шествие. Когда они подошли к двери погреба, кухарка подняла свечу вверх, словно паломник, достигший Мекки.

Ключ в замке повернулся, и миссис Оутс с профессором вошли в святилище. В глазах кухарки заблестели жирные пятна алчности, когда хозяин принялся выбирать бутылку.

Миссис Оутс пожирала взглядом запасы спиртного, а профессор тем временем посмотрел на висящий на стене термометр.

– Ничего не видно, – проговорил он, передавая бутылку кухарке. – Подержите-ка, я вынесу термометр на свет.

Он вскоре вернулся из коридора и запер дверь в погреб. На сей раз он шел впереди, а миссис Оутс почтительно семенила следом. Проходя через моечную, она незаметно наклонилась за раковину и тут же выпрямилась.

Профессор поставил бутылку бренди на кухонный стол и обратился к Элен:

– Пусть миссис Оутс ее откупорит, а вы отнесите в Синюю комнату.

Когда женщины остались одни, Элен выразила кухарке свое сочувствие:

– Какая несправедливость! Почему бы вам не отлить капельку и не выпить за здоровье леди Уоррен?

– Ну что ты, мне нельзя, – открестилась миссис Оутс. – Сиделка заметит и донесет на меня. А разбавлять водой такой превосходный напиток у меня рука не поднимется.

Элен мысленно восхитилась ее выдержке.

– Беги, беги, – поторопила ее кухарка. – Да смотри не разлей!

Как только миссис Оутс осталась одна, обнаружилась причина ее самоотверженности: она ввалилась в моечную и нащупала что-то под раковиной, где у нее был тайник.

Кухарке выпал шанс, и она его не упустила. Вернувшись на кухню, она ликующе осмотрела добычу и спрятала ее среди «пустышек» в шкафу.

То была вторая бутылка, которую она тайком вынесла из погреба.

Поднявшись на второй этаж, Элен постучала в Синюю комнату. Дверь открыла сестра Баркер. В белом халате и платке, обрамлявшем красное лицо, она напоминала огромную футуристическую скульптуру. Элен протянула ей бутылку.

– Спасибо! – обрадовалась сиделка. – Теперь я смогу заснуть. Нужно хорошенько выспаться, если мне предстоит работать тут одной.

В ее глубоко посаженных глазах загорелся зловещий огонек.

– Я договорилась, чтобы вы ночевали сегодня здесь. Мисс Уоррен в курсе и не возражает. Старушка… то есть леди Уоррен, – быстро исправилась она, – тоже не против.

Элен подумала, что будет мудрее, если сопротивление окажет более авторитетная персона.

– Хорошо, – согласилась она. – Только мне нужно переодеться.

– О, вы тоже наряжаетесь к ужину?

Она говорила таким ледяным голосом и смотрела такими колючими глазами, что Элен была рада поскорее убраться.

«Да она мне завидует! – осенило ее. – А мисс Уоррен трусиха. Они обе – слабые звенья. Интересно, какой изъян есть у меня?»

Как это свойственно большинству представителей человеческого рода, Элен не замечала собственных недостатков. Назови ее кто-нибудь излишне любопытной, она бы до последнего это отрицала; впрочем, миссис Оутс уже разгадала секрет некоторых ее злоключений.

Войдя в свою комнату, Элен в ужасе отпрянула – какой-то черный силуэт летел прямо в ее окно.

Девушка включила свет и поняла: то были всего лишь ветви высокого кедра, качавшегося на ветру. Казалось, дерево росло вплотную к стене дома, однако ни один спортсмен не смог бы перепрыгнуть с него в комнату – лишь порывы ветра то и дело подгоняли к окну сучья.

«Такое ощущение, что дерево хочет пробраться внутрь. – Элен поежилась. – Придется закрыть ставни».

Запирая их, она увидела, что дождь хлещет как из ведра. Раскинувшийся внизу сад тонул в водянистой мгле, вокруг бушевала беспощадная стихия.

Элен быстро опустила занавески и с некоторым злорадством окинула взглядом свою прекрасную комнату, обставленную мебелью из спальни первой леди Уоррен (та уже давно переехала в фамильный склеп). Мебель мало использовали, поэтому она почти не утратила былого величия.

По возвращении из Кембриджа мисс Уоррен распорядилась вынести все вещи матери в пустовавшую комнату и обставила свою спальню более строгой и практичной мебелью. Зато Элен теперь радовалась пышному убранству и сочетанию цветов – терракоты и бирюзы, – толстому ковру и дорогим тканям, к каким она не привыкла.

Почетное место на каминной полке занимала фотография прежней хозяйки – приветливой женщины с вьющейся челкой, невысоким лбом и тройным подбородком.