Горькая истина. Записки и очерки - Леонид Николаевич Кутуков

на баррикады в 1830 году, чтобы ожесточенно сражаться за освобождение Польши всё от того же «проклятого царизма».

Сидит-таки в печенках у этих товарищей «царизм», — сомнений быть не может: правильно взято наше направление.

Присутствовавшие в зале иностранцы и те ехидно посмеивались, смотря и слушая большевистские лирические отступления об освобождении от «царизма» во имя… советской свободы! Не совсем понятно, зачем большевикам понадобилось демонстрировать эти фильмы в Венеции на Международном Кинематографическом фестивале. Неужели же только для того, чтобы показать, что они овладели техникой? Или же они принимают всех представителей «догнивающего капитализма» за законченных дураков? Правда, и такие водятся в изобилии. Но всё же… Во всяком случае, и без малейшего сомнения, можно утверждать, что большинство присутствовавшей на просмотрах буржуазной элиты отлично почувствовало весь смрад советской пропаганды, томилось и стремилось как можно скорее вырваться на простор «благоуханий» венецианских каналов. Но это вовсе не значит, что эти советские фильмы на Западе демонстрироваться не будут. Всё зависит от цены, которую запросят большевики: почему не заработать на советском удаве?

Венеция, август 1953 г.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 10 октября 1953, № 195, с. 5

На заре сосуществования

В июле в Сицилия обыкновенно стоит сильный жар, но в этом году высокая температура побила все рекорды, и газеты, может быть, даже в некотором смысле утешения, сообщили, что такой жары не было чуть ли не 80 лет, от чего вовсе, конечно, не было легче переносить 40 градусов в тени. В соответствии с этим, деревенский пейзаж представляет унылую картину высохших полей и пастбищ, а деревни, лишенные воды, во всяком случае для умывания, стоят, раскаленные в колышущемся от жары воздухе.

Сицилия — остров, который в виде как бы футбольного мяча расположен под носком итальянского сапога. И действительно, находясь на пути с Востока к Геркулесовым столбам, то есть Гибралтару, еще с древних времен этот остров служил яблоком раздора для многих активных народов, ценивших его природные богатства и его стратегическое положение. Во многих его местах возвышаются более или менее уцелевшие развалины древнегреческих храмов, по сей день непревзойденной архитектуры колонн и фронтонов, заранее обрекая на неудачу современных строителей, сколько бы они ни старались выдумать новые линии. Владычество мавров, а также эпоха Возрождения с оккупацией Сицилии различными европейскими народами, не говоря уже о высокохудожественных местных жителях, оставили свои художественные следы в религиозных и светских постройках сицилианских городов.

Прошу не пугаться уважаемого читателя — я не собираюсь списывать с путеводителя по Сицилии описания церквей, дворцов и музеев с их художественным содержанием: всякий интересующийся искусством может всегда найти для себя соответствующую литературу. Отмечу лишь, что Палермо, столица Сицилии, — это большой современный город, с широкими бульварами, великолепным портом и чудным пляжем. Он сильно пострадал от бомбардировок союзной авиации, что в конечном итоге, как бы это цинично ни звучало, послужило к его украшению, в виде некоторых удачных перепланировок и постройки новых зданий очень красивой архитектуры.

Но наступил момент после посещения острова, когда я стоял, облокотившись о борт, на палубе парохода «Сицилия», готовящегося к отплытию в Неаполь, и смотрел на Палермо, на окружающие его горы, а также на толпу провожающих на набережной с неизбежными платочками, с полагающимися объятиями и даже приличествующими случаю легкими слезами.

Точно так же 36 лет тому назад стоял я одиноко на борту немецкого парохода «Кенигин Мария-Луиза» в ревельском порту, смотрел на провожающих и задавал себе вопрос — на какой срок покидаю я родную землю? Ответа на него пока что так еще и не последовало…

Все более и более удалялась из поля зрения российская земля, а картины недавнего прошлого вновь вставали перед глазами.

Поход Северо-Западной армии генерала Юденича на красный Петроград, радость блестящих побед и горечь окончательного поражения… Интернирование во вновь образовавшейся Эстонской республике, скученная жизнь по разбросанным среди заметенной снегом земли крестьянским хуторам, трескучие морозы и бесконечные вечера и ночи, тускло освещаемые колеблющимся племенем примитивной коптилки… К горечи поражения, неизвестности за свою дальнейшую судьбу, а также к вынужденному безделью, нагрянула страшная эпидемия сыпного и возвратного тифа. И снова смерть стала косить уже поредевшие ряды белогвардейцев, не получая отпора отсутствующими лекарствами и госпиталями. Штабели замерзших трупов ожидали погребения, когда наступившая весна позволит копать братские могилы в оттаивающей земле.

Оставшиеся в живых, похоронив погибших товарищей, вновь включились в борьбу, но на этот раз в мирной обстановке — за свое существование, в виде поисков работы и заработка. Около одной из станций железной дороги Нарва — Ревель находилась лесопилка, оставленная во владении графа Ш. так же, как и близлежащая его усадьба, в то время как обширные его земли были поделены между эстонскими крестьянами. На этой самой лесопилке отведали впервые физического труда и офицеры-белогвардейцы, хотя подавляющее число рабочих составляли российские солдаты кавалеристы (Лейб-Гвардии Конногренадерского полка). Положение было для нас ново и необычайно, тем более, что среди работавших офицеров один оказался однополчанином графа Ш., владельца лесопилки.

По воскресеньям все офицеры, а также и управляющий лесопилкой, приглашались графом к завтраку в усадьбу. Управляющий здесь отступал на второй план, тогда как на лесопилке он был полновластным хозяином над всеми рабочими, в том числе и над воскресными гостями графа. И вот пришла как-то управляющему мысль сократить ставки заработной платы. Ответом была дружная забастовка солдат и офицеров, а также и эстонских технических работников. В виду того, что забастовка не носила, разумеется, политического характера, вновь обретенные рабочие имели полную возможность сделать соответствующие выводы о независимости от политики экономической борьбы. Этот первый урок был преподан уже так давно, и каждый участник его при желании уже тогда смог кое-что забыть и в то же время кое-чему научиться. Справедливость требует отметить, что вопрос о разрешении на труд иностранцев в Эстонии тогда далее не поднимался.

Это и понятно — ведь эстонцы входили раньше в царской России в общероссийскую семью народов, где все имели равные права на труд и человеческое достоинство. Хождения по мукам и унижения по испрашиванию разрешений на труд пришлось вкусить позднее в странах более старой и опытной демократии, испытанных носительниц Великих Принципов и прав Человека и Гражданина!

Однажды работающими были замечены меры чрезвычайной охраны железнодорожного пути. Выяснилось, что ожидается проезд специального поезда из красного Петрограда. И действительно, вскоре был пропущен железнодорожный состав с салон-вагоном посредине: это советский народный комиссар Красин[236] уже ехал ТОРГОВАТЬ в просвещенную Европу, перед которой еще так