Слабая женщина, склонная к меланхолии - Ирина Волчок

Когда в тот день Ася вернулась от Тугарина, тетя Фаина долго молча хмурилась, поджимала губы, недовольно покашливала, наконец не выдержала, сердито спросила:

– Ну что там опять не так? Осложнения какие, что ли?

– Да какие там осложнения, – вяло ответила Ася. – Заживет все как на собаке. Врачи удивляются. На нем всегда все заживало как на собаке… Никогда не привыкну.

– Это правильно, – поразмыслив минуту, сказала тетя Фаина. – Себя ломать нельзя, из этого ничего хорошего не выйдет… Ну и что делать будешь?

Ася задумалась. А действительно, что она делать будет? Не знаешь, что делать, – не делай ничего. Не дурак сказал.

– Ничего не буду делать, – решила Ася. – Совсем ничего. Не пойду завтра. Отпуск проходит, а я почти ничего не успеваю. И вы с детьми по полдня одна… Все, завтра я к нему не пойду.

– И это правильно, – обрадовалась тетя Фаина. – Это очень хорошо, что ты завтра дома побудешь. А то мне уйти надо до обеда, а я все думала, с кем мелких оставлять. Можно бы с Митькой, он даже рад будет – в школу не ходить! Да ведь это не сильно педагогично. Да, Аська?

– Не сильно, – виновато ответила Ася, думая совсем не о том, что Митьке не следует пропускать уроки, а о том, что она сама свалила на тетю Фаину свои обязанности.

Тетя Фаина присмотрелась к ней, подумала – и вдруг изменила мнение на прямо противоположное:- А может, наоборот? С детьми заниматься – это для души всегда полезно. А школа денек потерпит без Митьки. Все равно каникулы на носу.

– Можно и наоборот, – согласилась Ася. – И школа потерпит, и каникулы скоро… Но я все равно завтра никуда не пойду.

…Поздно вечером, как всегда, позвонил Тугарин. Как всегда, болтал какие-то глупости. Как всегда, задавал неожиданные вопросы: была ли она на Крите, как называются ее духи, перчатки какого размера она носит, сколько лет Соне, большой ли у тети Фаины огород, любит ли Ася ходить на лыжах, кто чинит ее мотоцикл… В конце задал ожидаемый вопрос:

– Ведь ты завтра ко мне придешь, правда? Асенька хорошая… А то я уже соскучился.

– Завтра не приду… – Ася старалась говорить как можно более легким тоном. – Тете Фаине надо уйти, так что мне придется с детьми остаться. Заодно и делами займусь, а то забросила все за неделю, прямо стыдно.

– Ой, как жалко, – огорчился Тугарин, но права качать не стал, на свои боевые раны не намекал, сквозь зубы артистично не стонал… Даже неожиданно похвалил ее: – Все-таки какая ты умница, Асенька хорошая. Я таких вообще не встречал.

– Где не встречал? – не сумела удержаться она. – В Германии не встречал? На семинаре?

– В Германии тоже не встречал… – Тугарин проигнорировал ее сердитый тон, говорил весело и непринужденно – болтал. – Нигде не встречал. Ни в Германии, ни во Франции, ни в Англии… в Турции тоже не встречал. И в Греции. И в Египте. И в Италии. И в Эфиопии… Впрочем, в Эфиопии я, кажется, не был. Но это не важно. Таких нигде не бывает. И никогда.

– Ты просто не там искал.

– Да я вообще-то и не искал, – помолчав, очень серьезно ответил он. – Никогда никого не искал… А получилось вон чего. Повезло просто.

– Ты уверен, что повезло, а… не наоборот?

– Чего это вдруг наоборот? – удивился Тугарин. – Конечно повезло. Я тебя люблю.

– Посттравматический синдром, – печально сказала Ася. – Не волнуйтесь, больной, это скоро пройдет.

Тугарин тут же заволновался:

– Как это пройдет? Почему это пройдет? Я не хочу!

– Больной, от вашего желания это не зависит… – Ася сочувственно вздохнула. – Закон природы. Все проходит, пройдет и это. Медицина бессильна.

Тугарин опять помолчал, посопел в трубку, с обидой упрекнул:

– Вот как ты так можешь?! Про медицину… А еще врач. Скажи, что пошутила.

– Я пошутила, – послушно сказала она. – Про медицину. Медицина практически всесильна. Если у тебя это само не пройдет, можно будет попробовать вылечить медикаментозными средствами.

– Я не хочу вылечиваться, – капризным голосом заявил он. – Имею конституционное право отказаться от врачебной помощи. Расписку напишу… А ты постепенно привыкнешь.

– Спокойной ночи, больной, – строго сказала Ася. – Соблюдай режим уже наконец… А то сейчас позвоню дежурному и скажу, что у него некоторые оперированные без наркоза мобильники в отделении не выключают.

– Спокойной ночи, – обреченно пробормотал Тугарин. – Асенька хорошая…

Отбой. Через две минуты телефон коротко пиликнул. Сообщение: «Я тебе говорил, что люблю тебя?» Ася написала: «Спаааать!!! А то позвоню дежурному». Тугарин ответил: «Сплю. И ты спи». Она ничего не стала отвечать. Если ответить – Тугарин опять начнет писать без пауз. Роман в письмах. В эсэмэсках. Детский сад. Смешно, в самом-то деле…

В самом-то деле было совсем не смешно. В самом-то деле было грустно. Вернее – тревожно. Любая зависимость – это серьезная вещь. Освобождаться от любой зависимости – это тяжело, долго и… больно. Уже сейчас, в самом начале, больно. А если болезнь запустить… Бывает, что наркоманов и алкоголиков вытаскивают чуть ли не на пороге гибели. Возвращают в нормальную жизнь. Якобы возвращают, якобы в нормальную… В жизни бывшего наркомана или алкоголика на самом деле очень мало нормального. Потому что бывших наркоманов и алкоголиков не бывает, они все изуродованы зависимостью навсегда, даже если сами не замечают этого, даже если окружающие не замечают этого… Зависимость живет в них и ждет своего часа. И как правило – дожидается и топит человека в себе, и человек перестает быть человеком… Во всяком случае, перестает быть собой. Живет так, как жить нельзя. Боится – но живет.

Ася хотела всегда оставаться собой. Она уже один раз попробовала жить так, как нельзя… Может быть, кому-то та жизнь показалась бы вполне нормальной. Для большинства женщин непьющий, некурящий, здоровый и красивый муж – это вообще мечта неисполнимая. А в реальности ради такого мужа они согласились бы терпеть что угодно. Но она-то знала, что терпеть вообще ничего нельзя. Даже пустяки какие-нибудь нельзя терпеть, если эти пустяки делают тебя рабом чужих привычек, чужого эгоизма, чужой глупости. Но из такого рабства еще можно вырваться.

А рабом страха она становиться не могла. Страха за жизнь нечужого человека. Страха за собственную жизнь и жизнь детей. Потому что она просто умрет от страха за жизнь… нечужого человека. И что тогда будет с детьми?

Нет, она сумеет освободиться от зависимости. У нее устойчивая психика, трезвый ум и упрямый характер. И вообще она скептик с холодной головой. «Голова холодная, то есть горячая, то есть кружится»… Ах ты, черт, чтоб тебя… Только с тетей Фаиной ей всегда было так легко и весело разговаривать. Только ее слова она запоминала раз и навсегда, а потом присваивала иногда, даже не замечая, что повторяет не только слова тети Фаины, но и интонацию… Интересно, какая у Тугарина мама?

Ася не спала до трех часов ночи, а когда наконец уснула – тут же увидела сон, который снился ей почти каждую ночь всю последнюю неделю. Во сне она удирала на мотоцикле от какой-то опасности. Вернее – увозила кого-то от какой-то опасности. Во сне мотоцикл бесшумно разгонялся по идеально ровной полосе асфальта, отрывался от земли и набирал высоту, а она все прибавляла скорость, потому что опасность тоже отрывалась от земли, набирала высоту и гналась за ней. За ними. Кто сидел на мотоцикле сзади нее, Ася во сне так ни разу и не увидела. И что там за опасность такая была – тоже ни разу не поняла. И ни разу не досмотрела сон до конца: увезла она кого-то от опасности или нет? Впрочем, может быть, никакого конкретного конца в этом сне предусмотрено вообще не было. Или конец далеко-далеко, через много ночей, в каждую из которых она будет видеть очередную серию этого сна. Да ладно, пусть. Сон не был страшным. Сон был… утомительным. Наяву на мотоцикле гонять гораздо легче. Даже с пассажирами.