Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

17 мая Бёрджесс получил официальное уведомление, что расследование по жалобе МИ-6 завершено и он оправдан. Бёрджесс признавал, что уцелел, потому что его друзья оказались сильнее, чем его враги, но понимал, что «под него копают» многие, в том числе Кэри-Фостер, рекомендовавший, чтобы его уволили. Позже Кэри-Фостер писал: «Под сомнением не его лояльность, а поведение… Вопреки моему совету было решено дать ему еще один шанс»[625].

В начале февраля 1950 года британскими спецслужбами был арестован доктор Клаус Фукс. Бёрджесс узнал об аресте неделей позже, на очередной встрече с Модиным. На новость об аресте он отреагировал «спокойно и сдержанно», хотя явно был потрясен и не явился на следующую регулярную встречу 20 марта 1950 года – Центр приостановил контакты с Бёрджессом и Блантом на шесть недель в результате ареста[626]. Была и дополнительная причина для его дискомфорта. В прошлом сентябре Филби предупредил его, что программа Венона идентифицировала ученого по прозвищу Чарльз. Бёрджесс думал, что сообщил об этом Модину, но, как стало ясно, забыл. Предупреждение так и не дошло до московского Центра. Если бы в Москве об этом знали, то вполне могли бы вывести Чарльза – Фукса из-под удара. А так он 1 марта был приговорен к четырнадцати годам лишения свободы[627].

Дональд Маклин вернулся в Лондон, пережив нервный срыв в Каире, где он вдребезги разнес комнату молодой женщины – секретаря посольства. Бёрджесс тоже начал сдавать. Сказывалось напряжение, вызванное процессом Фукса и исследованиями «Веноны». 24 января Гарольд Николсон записал в своем дневнике: «Пошел в Реформ-клуб пообедать с Гаем Бёрджессом. Он сидел за столом с Аланом Маклином из Форин Офис. Не сказал бы, что способен мыслить здраво. Боюсь, он сломал свою жизнь и карьеру постоянным пьянством. Его ум, некогда столь изощренный, лишился всех своих острых граней, благодаря воздействию демона алкоголя»[628]. На следующий день он сделал следующую запись о Бёрджессе: «О, как безмерно грустно беспробудное пьянство!»[629]

4 июня у Бёрджесса была 6,5-часовая встреча в пригородном парке с Коровиным. Мужчины обсудили беспокойство Бёрджесса, что он может провалиться из-за Веноны, что его может предать Рис – хотя они оставались в дружеских отношениях – и что Блант, который больше не встречался с русскими, может совершить самоубийство, если его раскроют[630].

Представляется, что у Бёрджесса появились долги, что странно: ведь в Форин Офис он получал 700 фунтов в год, имел личные доходы около 500 фунтов, да и русские платили щедро. Он занимал деньги у друга – возможно, у Питера Поллока или Джека Хьюита. Один из его друзей писал: «Я был удивлен, поскольку не видел никаких изменений его положения, способных это объяснить. Его поведение так сильно изменилось, и это длилось так долго, что я был в полном недоумении»[631].

Однажды Левен был в Реформ-клубе и обсуждал с двумя судьями Верховного суда книгу русского перебежчика Виктора Кравченко, разоблачавшую сталинизм, – «Я выбираю свободу», которая только что была опубликована. «Бёрджесс остановился у нашего столика на балконе и заметил книгу у меня на коленях. Он был, определенно, пьян. Взяв у меня книгу, он произнес длинную и шумную речь относительно беззакония у американцев и о том, как сильно он ненавидит их образ жизни. Бёрджесс объявил, что эта книга лжива, и швырнул ее с балкона»[632].

Бёрджесс жил с Джеком Хьюитом, но постоянно имел связи с другими мужчинами. Фанни Карби вспоминала его юного бойфренда – почти мальчика, – которого он как-то встретил в клубе «Бакстонс», что за театром Хеймаркетс. Юноша был «восхитителен, хотя и немного глуповат. Он был актер и бездельник, возможно, мальчик по вызову, немец Джордж Микелл». А также «ирландского парнишку по имени Майкл… с которым его познакомил директор Брайан Десмонд Херст»[633].

9 мая, незадолго до того, как он был официально очищен от обвинений дисциплинарной комиссией Форин Офис, Бёрджессу сказали, что он будет послан в Вашингтон вторым секретарем и его роль будет заключаться в координации деятельности дальневосточного департамента в преддверии открытия посольства в Пекине. Это потребует перевода дипломата в ранге первого секретаря из посольства в Вашингтоне[634]. Учитывая антиамериканские настроения Бёрджесса, решение назначить его в важное посольство, такое как вашингтонское, может показаться странным. Предположения, что Форин Офис рассчитывал на отказ Бёрджесса, учитывая его антиамериканский настрой, представляются необоснованными. Впоследствии правительство отмечало: было решено попробовать его на большом посту, к примеру в Вашингтоне, поскольку там его будет и легче контролировать, и проще оценивать, и его увольнение (если потребуется) привлечет меньше внимания»[635].

Бёрджесс был направлен в США, где мог получить больший опыт, но он не хотел туда ехать. Он не желал покидать Британию и друзей и рвался обратно в новостной департамент. Он поговаривал об отставке из Форин Офис, иными словами, хотел избавиться от своей двойной жизни, как это сделал Рис десятью годами раньше и попытался сделать Блант в конце войны. Но, не имея перспектив получения другой работы, испытывая недостаток в средствах, подвергшись сильному давлению Макнейла и, вероятно, русских, он в конце концов был вынужден согласиться. Хьюиту он сказал, что сумеет заставить отозвать его[636].

Вашингтон тоже не пришел в восторг от идеи получения нового второго секретаря. Сэр Фредерик Хойер Миллар, посол, пытался помешать переменам. Он писал: «Мы не можем принять этого человека! У него грязь под ногтями!» Отказ вызвал негативную реакцию Лондона. Теперь Бёрджесс стал хорошо зарекомендовавшим себя сотрудником дипломатической службы, и не принять его – вопрос, выходящий за рамки компетенции посольства. Первый секретарь посольства Бернард Берроуз и Кристофер Стил пытались предотвратить назначение Бёрджесса, «не потому, что мы подозревали в нем шпиона, а потому, что его неуправляемость и неопрятные привычки были неприемлемы для работы в нашей службе. …Я даже вызвался найти для него работу, в которой не будут столь разрушительными его безответственность и нечестность»[637].