Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских

Вдобавок выяснилось, что я со своей импровизированной скамеечкой вторгся если не в вотчину, то как минимум в место тусовки огромных рыжих комаров, голенастых и поджарых, как породистые гончие. Они подбирались ко мне неторопливо — по одному, много по двое. Долго с басовитым звоном кружились, задумчиво меня разглядывая. Что-то там для себя прикидывали и соображали, после чего преспокойно ложились на вираж и улетали. И эта их странная сдержанность настораживала меня и пугала. Почти так же, как каменная соль в патронах сторожа. Мне вдруг начало мерещиться, что прямо сейчас комары формируют где-то неподалеку штурмовую бригаду, и когда ее суммарная мощь покажется комариному командованию достаточной для атаки, на меня обрушится тьма решительных кровопивцев — и роли у них будут заранее расписаны, и каждый будет бить в строго определенный момент в строго определенную точку… Эшелон за эшелоном, волна за волной… Стоило мне вообразить этот массированный авианалет, этих входящих в последнее пике асов комариных «Люфтваффе» — рыжих, исполненных тевтонского хладнокровия долговязых смертников, как по спине пробежала вторая порция мурашек. А следом и третья.

И поэтому, когда откуда-то снаружи потянуло манящим ароматом курицы-гриль, а пищеварительный аппарат отреагировал на это требовательным урчанием, я с легким сердцем удрал из жуткого двора вон.

Комары меня не преследовали. Не иначе, привыкли закусывать сторожем.

Вот, значит, для чего ему ружье. Отстреливаться.

Чтобы не волновать Убеева с Жераром понапрасну, я начертал на тротуаре куском штукатурки огромную изогнутую стрелу, содержащую слово «Поль». Оперение указывало во двор, а острие — туда, куда рвался руководимый голодом организм. Закончив сей обременительный, но, безусловно, высокохудожественный и высокоинформативный труд, я отряхнул руки и с радостью последовал зову плоти.

Нюх безошибочно вывел меня к летнему кафе со стеклянной кухонной будкой и примерно полудюжиной столов под разноцветными зонтами для посетителей. Запах жареной птицы стал невыносимым, я едва не захлебнулся начавшей бурно выделяться слюной, однако, прежде чем устремиться к заветной стойке, осторожно изучил харчующихся издалека.

Мной были зафиксированы: компания жизнерадостных молодых людей, по виду студентов, дующих пиво. Парочка дородных супругов, сосредоточенно борющихся с титанического размера порциями курятины. Юная миловидная мамочка, с улыбкой мадонны наблюдающая за карапузом, размазывающим по пухленькой мордашке пирожное. Долговязый усатый мужчина с умным, но чрезвычайно бледным лицом, прихлебывающий из стакана и задумчиво разглядывающий компакт-диски, поочередно извлекаемые из потертого пакета. Четверка мальчишек с велосипедами.

Осмотр выявил полное отсутствие китайцев, трансвеститов и молодцев с чрезмерно развитым во фронтальной области груди торсом. Это было мною воспринято как факт весьма обнадеживающий. Неспособный более сопротивляться мольбам желудка, я сорвался с места.

Взяв четвертину цыпленка, салат из помидоров, лаваш, шоколадное мороженое и большой стакан ананасового сока, я устроился за крайним столиком, который только что оставили студенты. И совсем уж было собрался продолжить за неторопливым ужином глубокомысленные раздумья о своей горемычной судьбе, как вдруг к долговязому умнику подошли приятели. Ох, не понравились они мне! Пуганая ворона куста боится. Хотел бы я посмотреть, как такая ворона отреагировала на появление этих субъектов. У меня, к примеру, кусок встал в глотке колом.

Первый тип из вновь прибывших был настоящий громила — коротко стриженный, мощный, с простоватым лицом… и жутким взглядом исподлобья. Второй — тем более не подарочек. Среднего роста, чуть сутулящийся остроносый дядечка с волосатыми мускулистыми руками и хитрющими птичьими глазами, постреливающими по сторонам из-под сросшихся черных бровей. Оба принужденно смеялись и несли полный бред, где смешалось столько всякого, что разобрать суть представлялось делом абсолютно безнадежным. Стоило им появиться, как здоровяк во всеуслышание обратился к приятелям с предложением «немного побесчинствовать». Остроносый заявил, что бесчинствовать ему неохота, а охота побезобразничать. Здоровяк сказал: «Эва, какой ты продуманный!» Остроносый немедленно возразил, что человек продуманным быть не может, ибо это — прерогатива сюжета, плана и так далее. Здоровяк строптиво не соглашался. Завязался спор о терминах. Долговязый в их перепалку не встревал, продолжая отрешенно перебирать компашки. Мне вдруг бросились в глаза его кисти. Чудовищные лапы, каждая размером с наибольшую конфорку электроплиты. Уверен, он без труда смог бы поднять одной рукой суповую тарелку, обхватив ее кончиками пальцев по периметру. А то и вовсе накрыть ладонью. Или, например, облапить чью-нибудь макушку, эдак сдавить…

У меня заломило в висках. Бежать, подумал я. Но зад как будто прирос к стулу.

Тем временем подозрительные типусы, продолжая балаганить, живо сгоняли за едой и, садясь, врезались коленями в легкий пластиковый стол. Оба сразу — чтобы наверняка. Стаканчик долговязого опрокинулся, выплеснув лужицу горячей темной жидкости. Он проворно сдернул со стола просмотренные диски, потянулся за салфетками. Виновники радостно загоготали, объявляя сезон безобразий и бесчинств открытым, сейчас же пообещали усатому купить новый кофе… И предложили безотлагательно перебраться на другое место.

Свободным оставался один-единственный столик.

Рядом со мной.

Я занервничал. Теперь даже бежать было поздно. Все равно пришлось бы огибать их, причем проходить крайне близко — долговязому только руку протянуть. Как вариант — скакать зайцем через оградку. И даже то обстоятельство, что они наконец закончили молоть чепуху и взялись обсуждать какие-то компьютерные программы, связанные с «расчетами по методу конечных элементов», ничуть меня не успокоило. Беседа вполне могла оказаться «шумовой завесой», усыпляющей мою бдительность. Тем более у меня сложилось стойкое впечатление, что один только бледный умница был знаком с предметом разговора на уровне квалифицированного специалиста. Двое других — профанировали. Хоть и весьма умело. К тому времени, когда послышался знакомый рык мотоциклетного мотора, я запугал себя до окончательной потери аппетита.

Оказалось, напрасно. Стремительно покончив с трапезой, компания удалилась. Еще за десертом они успели переключиться на литературу и поминали сейчас добрым словом писателя Лазарчука и его «Опоздавших к лету». В мою сторону они даже не взглянули.

Убеев подъехал вплотную к ограде кафе, заглушил двигатель и направился ко мне, снимая темные очки. Меч на боку отсутствовал. Его заменял знакомый лисий хвост с белым кончиком, прилаженный к поясу плаща. Значит, Хромец навестил-таки двор стройки. И, видимо, сражение с гипотетическим сторожем и реальными комарами было им выиграно. Не ценой ли китайского тесака?

Жерар семенил рядышком. Вид у обоих был удовлетворенный.

— Готово дело? — спросил я с надеждой.

— Шелупень, — вместо ответа пренебрежительно отмахнулся Убеев. — Хренота из-под ногтей. Собственного хлебореза испугались, будто кары небесной. В штаны напустили. Пришлось оставить на память. Пусть в красный угол фанзы своей повесят и молятся.