Росстань - Альберт Гурулев
Шрифт:
Интервал:
Между коммунарами и поселковыми единоличниками вроде все тихо-мирно. Никто друг друга вслух не задирает. Эти по себе и те по себе. Коммунары свои ворота для тех, кто хочет к ним перебраться, открытыми держат. Милости просим.
Но нет еще в мире спокойствия. И в душе еще не у всех тишь да благодать. Да бывает ли она у человека, благодать эта, хоть когда-нибудь?
Начальник заставы ночей недосыпает из-за бандитских шаек, нет-нет, да налетающих из-за реки, недосыпает из-за чертовых контрабандистов, обнаглевших вконец. Контрабандисты взяли новую моду: когда идут из-за кордона с товаром, сбиваются в небольшие группы и чуть ли не с боем переходят границу. По крайней мере, стрельбы-то хватает. А что будет, когда река встанет?
Ивана Лапина, Северьку, коммунаров свои заботы давят: как бы за жизнь покрепче ухватиться. Чтобы все были сыты, все одеты, чтоб поселковые могли коммунарскому житью позавидовать. Чтоб, к примеру, тот же Алеха Крюков на совете коммуны шапку снял: примите меня, дескать, дурака темного. Такого, как Алеха, словами не сагитируешь. Его своим достатком агитируй.
А недавно совет коммуны надумал: послать пятерых ребят в Читу, учиться. Поселковые единоличники только головой покрутили: сами на праздники из куля в рогожу одеваются, а туда же, как богатые, ребятишек в большой город учиться посылают.
Устя, верховодящая в женсовете, настояла: послать только трех парней и двух девок. Поедет учиться и Санька Силы Данилыча. На этом тоже Устя настояла. Поговаривают: хочет она Саньку с Северькиных глаз утурить. Хотя болтают так, однако, зря.
Степанка, Егорша Чижов и Мишка, младший сын Никодима Венедиктова, второй день сидят на сопке и время от времени пристально всматриваются в размытый синью горизонт. Вчера они спустились с сопки только по темну, а сегодня с рассветом снова заняли наблюдательный пост. Второй день коммуна почти не работала. И было от чего оставить всякую работу: сюда, к ним в сопки, должна прийти диковинная машина — трактор. Собственность коммуны. Как исхитрился выбить в Чите эту машину хромой председатель — одному Богу известно.
Несколько дней назад отправил председатель Никодима Венедиктова и Северьяна Громова на станцию встречать трактор. Диковинную машину ждали еще вчера, хоть и понимали: дорога дальняя. Но сегодня трактор непременно должен быть дома. Подростки получили строгий наказ смотреть в оба и, как только покажется трактор, лететь в коммуну, оповещать народ.
За трактор, конечно, придется платить деньги немалые, и многих сомнение берет: ладно ли сделали, вбухав такую уймищу еще не заработанных денег. Но всегда мягкий Иван Алексеевич на своем настоял. Хотя что ж, ему виднее: председатель и грамотный к тому.
Несколько раз шкодливый Мишка, увидев вдалеке темную точку, истошно кричал:
— Едут!
Молодые коммунары до слез всматривались в узкий распадок и, поняв, что обманулись, пытались задать Мишке трепку. Но Мишка парень ловкий, увертливый.
День выдался тихий, теплый. Солнце пригрело камни; выползли из редкой пожухлой травы букашки, деловито копошатся на ласковой земле. Легко прощенный Мишка рассказывает забавное. Он насмешливый, этот Мишка.
— …Когда фельдшер приехал в коммуну, все больные и не больные — к нему. А вперед всех, конечно, Лукерья.
— Лукерья любит лечиться, — заулыбался Степанка, мысленно увидев крупную, щекастую, немолодую уже бабу.
— Обожди, не мешай. Так вот, пришла она к фельдшеру, а тот спрашивает: «На что жалуетесь, красавица?» Лукерья губы скривила. «Вот тут, дохтур, болит, вот тут болит». И за бока свои толстомясые хватается. В общем, везде у нее болит.
Фельдшер посадил Лукерью на лавку, градусник ей за пазуху сунул. Сидит это она, довольная такая. Сидела, сидела, а потом и говорит: «Вот спасибо, дохтур. Век благодарить буду. Отлегчило. Так это хорошо струмент твой жар из меня вытянул. В голове даже светло стало». А фельдшер, видно, дошлый мужик — виду даже не подал, не улыбнулся.
Степанка весело смеялся. Только Егорша сидел молчком. Егорша не ходил в школу и одной зимы — непонятно ему, над чем смеются сверстники.
Тепло на сопке, уютно. Воздух светлый — далеко видно. Где-то там, далеко за остроголовыми сопками, — станция и железная дорога. По этой дороге железной скоро уедет он, Степанка, в громадную, чужую Читу. Страшно ехать и интересно.
— Едут! — снова закричал Мишка. Подростки вскочили, как от удара. И верно, в узкой лощине показалась черная точка. Вполне может быть — трактор.
Трактор парнишки видели только в книге на рисунке. Сзади колеса больше, спереди маленькие. На тракторе человек сидит, улыбается. Одет человек, как городское начальство: в шляпе, в белой рубахе с галстуком.
Точка в лощине постепенно росла. Вот она уже стала похожа на букашку. Верно, трактор!
Стремглав кинулись с сопки. Сопка крутая, быстро не всяк побежит. Осыпались под ногами мелкие камешки. Бежали прямо, не разбирая дороги. Только один раз отпрянули в сторону: на серой каменной плите пригрелась большая змея.
Ожил коммунарский поселок. Мужики одергивали рубахи, не спеша доставали кисеты с махоркой, свертывали цигарки. Негоже им свое любопытство показывать и бежать сломя голову к дороге. Бабы — те торопливо подвязывали платки, подтыкали за пояс подолы широких юбок, старались не отстать от молодежи, перекликались возбужденно и радостно.
Усадьба опустела.
У землянок остались лишь древние старухи. Протирали слезящиеся глаза, всматривались в пыльный клубок, катящийся по дороге. Крестились.
— Бегут, будто на пожар… — шамкали мать Никодима Венедиктова. — От мала до велика… Будто Спасителя нашего Иисуса Христа встречать.
— Али Николая Чудотворца, али Матушку Иверскую.
— …Трахтер какой-то. Боюсь я за Кольку. Беды бы не было.
Жена Силы Данилыча хоть и в небольших годах, а здоровья Бог ей не дал, осталась со старухами.
— Ничего, бабушка. В городах давно машины ездиют. И не боятся.
— Много ты знаешь, — сердится старуха. — Те городские, а мы… Насидимся без хлебушка. Хлеб — он пот любит, а не карасин.
Машина резво бежала по дороге. За трактором прицеплена большая телега.
— Смотри-ка! Сам едет и еще телегу везет.
В телеге — пропыленные, улыбающиеся Северька и Никодим. Им трудно сдержать хвастливую радость, и они еще издали стали что-то кричать, размахивать руками.
Трактор остановился на поляне, неподалеку от крайних землянок. Но внутри трактора по-прежнему громыхало, трещало, из трубы шел синий дымок. Потом затрещало еще громче — народ хлынул в стороны. Но грохот внезапно оборвался, с трактора спрыгнул худощавый легкий человек, снял кожаный картуз и громко сказал в оглохшей от шума тишине:
— Здравствуйте, товарищи.
Плыли по лицам растерянные, счастливые, испуганные улыбки. Улыбался даже Алеха Крюков, приехавший навестить дочь и недавно родившегося внука. Будет о чем рассказать Алехе в поселке.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!