Место для нас - Хэрриет Эванс

Как-то раз они рано поужинали; она в кухне мыла посуду, Дэвид работал в кабинете. Наверху спала двенадцатилетняя Кэт.

Выдался один из светлых весенних вечеров, когда негромко поют птицы, черная земля пропитана обещаниями, а прохладный воздух сладок. По радио звучала «Рапсодия в блюзовых тонах». Марта любила Гершвина. В какой-то момент она перестала мыть посуду и начала постукивать деревянной ложкой по краю раковины в такт с роялем, рассеянно глядя на мыльную воду. И вдруг перед ее глазами предстала ясная картина.

Она и Дэвид. Они вместе идут по тропинке, как в день их первой встречи. Дэвид в шляпе, подаренной ему Вайолет много лет назад. Сквозь листву деревьев на землю струится свет – вроде бы радостный, солнечный. Внезапно этот свет становится плотнее и будто окутывает ее. Марта поднимает голову к небу и видит только серое и тяжелое ничто; не понимая, что происходит, она начинает кричать, звать на помощь. Тропинка, деревья, живая изгородь, Дэвид – все исчезло, осталась лишь окружающая серость. Марта кажется себе самолетом, летящим сквозь тучи. Она слышит, как ее зовет Дэвид, слышит собственные крики, чувствует, что в отчаянии куда-то бежит, но почему-то ничего не получается, не меняется, и она мчится в туман, в ничто…

Марта побежала в кабинет, распахнула дверь и только тут поняла, что вся мокрая. Волосы, щеки – все было в мыльной воде. Она плакала и дрожала с головы до ног.

– Любовь моя, что случилось? – спросил Дэвид, встав из-за письменного стола.

– Я… – пробормотала Марта, почувствовав себя очень глупо. «Я только что видела, как умру. Я покину тебя». Как такое сказать?.. Дрожь не прекращалась, во рту возник острый металлический привкус. – Я мыла посуду и увидела нечто ужасное. Просто безумие. Как… ты и я…

Тишину в доме нарушала только доносившаяся из кухни музыка. Дэвид обошел письменный стол и обнял жену.

– Милая. Мыть посуду опасно, да? Страшно до дрожи?

Дэвид крепко прижал к себе Марту, а она положила голову ему на плечо, как всегда. В тот миг она любила его сильнее, чем когда-либо в жизни – если такое вообще возможно. И она догадалась, что он все понял.

– Не могу объяснить. Но я очень испугалась.

Дэвид стал нежно гладить ее спину.

– Понимаю.

– Я не хочу покидать тебя. Не хочу без тебя жить. Никогда.

– Этого не случится, – проговорил Дэвид веселым голосом. – Глупышка. Я сижу в кабинете и рисую, и через двадцать лет я буду сидеть в кабинете и рисовать.

Однако Марта смеяться не могла.

– Честное слово?

– Честное слово. Ты и я, помнишь? Только мы.

Из радиоприемника в кухне донеслись последние бравурные аккорды «Рапсодии», барабанная дробь и аплодисменты. Это сняло напряжение, и Дэвид с Мартой дружно рассмеялись.

– Я так глупо себя чувствую, – пробормотала Марта, но сила мертвящего страха не покинула ее.

Дэвид снял с крючка на двери свою старую потрепанную шляпу.

– Так или иначе, я на сегодня работу закончил. Давай-ка прогуляемся и выпьем, – предложил он. – Первый, можно сказать, пикник в этом году.

Позже, вечером, когда они сидели на ступенях веранды, Дэвид неожиданно сказал Марте:

– Если бы ты ушла от меня, я бы умер, ты ведь знаешь, правда?

– Дэвид, не драматизируй.

Марта полностью пришла в себя, вновь стала спокойной и здравомыслящей. Как не похожа на нее была сцена в кабинете! В их семье романтиком был Дэвид. Это он плакал, смотря кино. Это он прослезился, когда у Кэт выпал последний молочный зуб, и они в последний раз сыграли с ней в зубную фею, и Дэвид нарисовал мелом цветы и звездочки на полу у кровати внучки. Это он привез их всех сюда, это он взял в семью Флоренс, это он зубами и когтями сражался за собственную жизнь. А Марта была прагматиком, принимавшим решение усыпить собаку и способным починить электропроводку.

В молодости они побеждали все, а потому о будущем не думали. Оно их не пугало. Марта на много лет выкинула видение из головы. Ни ей, ни Дэвиду никогда не приходила мысль о том, что их жизни друг с другом может прийти конец.

Июнь 1968

Встревоженно поджав губы, Марта стояла в прихожей. Дэвид надел шляпу и взял свой старый портфель, в котором лежала, как надеялся, его лучшая работа.

– Если он скажет «нет», – проговорила Марта, – тогда ты… ну, тогда тебе придется спросить, что еще ты мог бы для него сделать. Комиксы или еще какую-то работу. Ты должен вернуться с чем-нибудь, Дэвид. Он тебя столько лет знает, не выбросит же просто.

– Ради бога, Марта, люди вроде Хораса Сейерса услуг не оказывают. И я тоже. Это встреча… она очень важна. И позволь мне самому решать.

– Это ты захотел нас сюда перевезти! – Когда Марта сердилась, в ее речь возвращался выговор кокни, от которого она вроде бы давно избавилась. Дэвид был крепче. Он никогда не позволял своему прошлому поднимать голову.

– Мы оба хотели сюда вернуться.

– Господи, Дэвид! – Эта ссора то и дело вспыхивала в последние несколько месяцев. – Ты заверил, что тут будет прекрасно. А в столовой протекает потолок, и крысы повсюду. Цвет стен отвратительный, при такой жаре все портится, а холодильник мы себе позволить не можем. Дейзи нужны новые туфли, боже мой, у нее единственная пара, и она пальчики поджимает, чтобы в них втиснуться. Ходит как калека! А все из-за тебя и твоего дурацкого комплекса переписывания истории. – Марта шагнула ближе к мужу, ее зеленые глаза гневно сверкали. Она отбросила пряди волос с лица. – Ради этого я отказалась от любимой работы, Дэвид.

Дэвид понимал, что она говорит правду. Но почему-то только сильнее разозлился.

– Дейзи – треклятая врушка! Она что угодно скажет, лишь бы перетащить тебя на свою сторону.

– Отлично. Делай что хочешь.

Марта отвернулась, ушла в кухню и хлопнула обитой зеленым сукном дверью.

Лучше бы он промолчал – Марта и слова не желала слушать против Дейзи. Дэвид стоял в пустой прихожей, смотрел по сторонам и гадал, стоит ли все это проблем и ссор, но убеждал себя, что стоит и что он должен исправить положение, иначе верх возьмет что-то другое. Когда он решил в последний раз поправить галстук, ему под колено ткнулся мокрый нос. Дэвид присел на корточки.

– Тебе тут нравится, старина? – спросил он у Уилбура, который смотрел на него темными серьезными глазами.

Розовый язык свисал из пасти набок.

Уилбур негромко, но звонко гавкнул, словно желая сказать: «Нравится». Дэвид погладил теплые мягкие уши и прижался щекой к его морде.

Из-за спины донесся тихий голосок:

– Пап?

Дэвид вздрогнул. Рядом с ним стояла Дейзи. Он никогда не мог заметить ее приближения.

– Пап, ты посмотрел рисунки? Как я Уилбура нарисовала?