Место для нас - Хэрриет Эванс

– Детка, прости, пожалуйста. Не посмотрел.

– О. – Маленькое личико Дейзи приобрело сердитое выражение. В такие моменты ее глаза смотрели просто убийственно.

– Посмотрю вечером.

Он выпрямился и взял портфель. Ему хотелось, чтобы дочка ушла, хотелось посмотреться в зеркало и немного поговорить с самим собой. Дейзи сбила его с толку. Как ни странно, зачастую он ловил себя на том, что хотел бы держать Дейзи от себя на расстоянии вытянутой руки.

– А как же ты его нарисовала?

Дейзи накрутила на палец выбившуюся прядь волос.

– Рисунки тут. – Она осторожно вытянула лист бумаги из книги о полевых цветах, лежавшей на комоде. – Посмотри сюда. Он подпрыгивает так высоко, как вчера, чтобы схватить кусочек мяса, и ударяется головой о мою руку, ну и падает. А вот тут он ждет, когда я вернусь из школы, и делает такой странный звук – ты знаешь какой. А вот тут он гоняется за своим хвостом. И говорит: «Это совсем как карусель. Вот поймаю хвост и слезу».

Ее глаза сияли. Дэвид рассмеялся, глядя на листок с рисунками, который Дейзи крепко сжимала в руке. Смешная малышка… Дэвид наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Тебе нравится? – спросила она.

– Очень, детка. У тебя хорошо получился мокрый нос. Остальные рисунки посмотрю потом. Не обижай Флоренс.

Голос Дейзи стал капризно-удивленным.

– Папочка! Конечно, я не буду обижать Флоренс. Я ее никогда не обижаю, просто…

Дэвид похлопал Дейзи по плечу.

– Надо идти, а то на поезд опоздаю.

Шагая по подъездной дороге, Дэвид в очередной раз отметил, что створки ворот повисли на петлях и нужно их укрепить на новых столбиках. В кронах деревьев лениво ворковали лесные голуби. Дэвид обернулся, чтобы посмотреть на покидаемую им долину, и сделал глубокий вдох, впитывая глазами этот вид. Вспомнилось, откуда он ушел, чтобы оказаться здесь. Что угодно было лучше того, откуда он ушел.

– Входи, входи, старина, садись. Выпьешь чего-нибудь? Джун, принеси мистеру Винтеру выпить. Джин с тоником? Виски?

– О… виски, пожалуйста.

– Чудесно, чудесно. Ты поняла, дорогуша? Отлично. Дэвид, рад тебя видеть. Как поживает твоя красотка жена?

– Хорошо. Говорит, что надо бы нам как-нибудь зазвать тебя в Винтерфолд.

– Я бы с радостью. – Хорас Сейерс наклонился к письменному столу, вытянул перед собой руки и соединил кончики пальцев. – А как твой дом? Я слышал, место просто потрясающее?

– Да, мы очень довольны.

– Ты – и в такой дыре, в самой что ни на есть английской глубинке. Просто чудеса. Сколько ты уже там?

Хорас засунул в ухо длинный указательный палец и с интересом повертел им.

– Уже почти год. – Дэвид положил на стол портфель, мечтая поскорее его открыть. Вести светскую беседу совершенно не хотелось, а говорить о доме не планировал вовсе.

– Обживаетесь помаленьку, надеюсь.

Дэвид вдруг вспотел от волнения. День выдался тяжелый, гнетущий. Над Лондоном нависли грозовые тучи и прижали к земле жару. В совещательной комнате журнала «Modern Man» было душно, пахло застоявшимся сигаретным дымом: типичный офис в Сохо.

– Не терпится поглядеть, что ты мне привез, старина, – сказал Хорас, закурив очередную сигарету и отодвинув от себя стакан с виски. – Суть в том, что срочно нужен материал для номера, который выходит на следующей неделе. Может быть, сегодня твой счастливый день.

Дэвид осторожно, один за другим вытащил из портфеля листы цветной бумаги. Несколько месяцев он трудился день и ночь. Конечно, звучит помпезно, но это была вершина того, чего он мечтал достичь как художник. Он не обращал внимания на Марту, прогонял от себя детей и ничего вокруг себя не видел, передвигаясь по скрипучему дому. А в это время от зимних дождей протекала старая крыша и в кухне резвились грызуны.

Надвигались и миновали сроки сдачи работ. Ежедневный комикс для «News Chronicle», иллюстрации для «Punch», маленькие веселые вставные рисунки для театральной колонки в «Daily News»… Он все отложил в долгий ящик, а последние недели гонялся за каким-то призраком.

– Сейчас покажу… Я сам насчет этого волнуюсь. – Он кашлянул. – Ну вот, начнем.

– Давай. – Хорас нетерпеливо потер руки.

Однако натянутая улыбка на его лице окаменела, когда Дэвид начал раскладывать перед ним рисунки.

– Как ты знаешь, я начал эту серию зарисовок, когда был… – Дэвид сглотнул подступивший к горлу ком, и его голос зазвучал высоко и официально. – …когда был моложе. Серия родилась из пережитого мной во время войны. Мне давно хотелось возвратиться к этой теме, изучить, как сказались последние двадцать лет на местах бомбардировок Лондона, что там теперь и как живут люди. Я отправился в Ист-Энд, поговорил с тамошними жителями и нарисовал новые пейзажи – рядом с воронками от взрывов, которые до сих пор не засыпали.

– Понятно, – кивнул Хорас, на самом деле не слушая Дэвида. Он просматривал рисунки, барабаня пальцами по столу. – Так… посмотрим… О, вижу… Да… Очень мрачно, Дэвид.

– Так и было.

Перед его мысленным взором замелькали образы: падающие с неба дождем осколки кирпичной кладки, дома, рвущиеся на части, как бумажные, трупы на улицах, руины повсюду, а еще звуки – крики, свист бомб, рыдания, отчаянные призывы на помощь, истерический плач напуганных детей. И запахи – запахи испражнений, мочи, страха, песка и огня.

И вдруг он перенесся туда. Свернулся калачиком на полу в кухне, а рядом с ним мать. Это она велела ему свернуться. «Вот так, малыш. Если ты спрячешься, он тебя не увидит и не ударит. Так что ты сделайся маленьким. Вот так».

Воспоминания приходили подобно колющей боли в сердце, и Дэвид не мог им помешать; приходилось их просто терпеть, – как и всегда, когда такое случалось.

– Дэвид? – Жесткий голос вернул его в настоящее. – Дэвид, ты слышишь?

– Прости. – Дэвид сжал губы, пытаясь унять частое сердцебиение. – Меня унесло…

Хорас смотрел на него с любопытством.

– Послушай, ты сегодня вечером еще здесь? Я собрался в один клуб в Пимико. Думаю, тебе понравится. Там…

– Нет, – прервал его Дэвид резче, чем собирался. – Я приехал только для того, чтобы показать тебе это. Мне нужно сегодня вернуться. Работа и… другие дела.

Ему хотелось верить, что его волнение незаметно. Так, словно истинная причина, почему он должен вернуться домой, не в том, что он терпеть не мог разлучаться с Мартой – независимо от того, разговаривала она с ним или нет. Но это было так. Он был счастлив только рядом с Мартой, он мог работать, только если слышал ее негромкий чистый голос, разносящийся по всему дому, где бы она ни находилась.

– Что ж, очень жаль. – Хорас снова обозрел рисунки, выполненные пером, поскреб подбородок, поболтал тающий лед в стакане и пробормотал что-то почти нечленораздельное себе под нос.