Московская сага. Война и тюрьма - Василий Аксенов

В соседнем зале биг-бэнд Леонида Утесова грянул в честьфельдмаршала Монтгомери «Путь далек до Типперери». Все зааплодировали,захохотали: русский оркестр играет марш английских стрелков! Потом полилисьтомные звуки популярного русского медленного вальса «Тучи в голубом».

– Gosh, будь что будет, но я приглашу мадам маршал Градов натанец! – полковник Тэлавер одернул свой длинный мундир с большимикарманами и поправил галстук.

– Кевин, Кевин, – сказал ему вслед Рестон.

Вероника давно уже видела, что привлекает всеобщее внимание.Иностранцы глазели напропалую, переговаривались на ее счет и вообще как бы неверили своим глазам. Может быть, думают, что чекисты меня приготовили длясоблазна, как Олю Лепешинскую? Временами из-за Сталина, склоняясь к столу иповорачивая преступную плешь, смотрел на нее стеклами и сам министр тайноговедомства. С советской дальней части стола частенько долетали экзотическиевзгляды молодого генерала грузинской наружности. Что-то в нем было неуловимознакомое. Смотрели, разумеется, вовсю подруги, генеральши и маршальши.Наверное, болтают, сколько человек из присутствующих меня ебли. Хотела бы язаполучить этот список!

Вдруг из-за спины послышалось:

– Простите, маршал Градов. Не позволите ли вы мне пригласитьна танец вашу очаровательную жену?

Произнесено это было идеально по-русски, однако первые жезвуки очевидно отрепетированной фразы выдавали американца. Она посмотрела черезплечо. За спинками их стульев стоял высокий и узкий полковник. Немолодой. Свысоким лбом. Разумеется, что-то детское в лице. У всех американцев что-томальчишеское в лице, как будто только за пятьдесят они начинают жить.

Вероника встала. Прошелестела юбкой. Ну, черт, шикарно!Пока, маршал, уплываю за океан!

Никита смотрел вслед удаляющейся, удлиненной паре. Грустно.Почему так все получилось? Почему я не могу ее больше любить? Знает ли она оТасе?

Третий день подряд

Сквозь тучи от горизонта

«Юнкерсы» летят

К твердыням фронта...

Сама Клавдия Шульженко на сцене! Впрочем, кому же здесь ещебыть, если не «самой»? Здесь все – самые, самые! Самые кровавые и самыеславные. Ну и самая красивая женщина Москвы. Это, конечно, я! Самая красиваяженщина, с которой ее муж не хочет спать.

Третий день подряд

Глядя через прицел зенитки,

Вижу небесный ряд,

Как на открытке...

Э, да это же та самая, Нинкина песенка! Нинка злится, когдас ней заговаривают о «Тучах», а между тем вся страна поет, весь фронт поет, какобалделый. Черт, вот уже и союзники мычат. What a great tune![8]

Этот полковник из посольства... как он представился,Тэлавер? ...минуточку, минуточку, да он смотрит на меня, как влюбленныйпацан... черт, он на меня смотрит, как Вадим Вуйнович еще до вчерашнего днясмотрел, то же самое обожание. Поздравляю вас, зека Ю-5698791-014!

– Вы часто здесь бываете? – от растерянности спросилТэлавер. Он держал в руках воплощенную прелесть и мягко с ней скользил понавощенным паркетам. Прелесть иногда касалась его мосластых ног своимпрелестным коленом, иногда, при поворотной фигуре танца, прелестное бедроцеликом ложилось вдоль его жилистого бедра. Он старался не смотреть напрелестное декольте, но все равно голова у него основательно туманилась, и онкатастрофически не знал, что говорить.

– Где бываю? – изумилась Вероника.

– В Кремле, – пробормотал он.

Прелесть вдруг неудержимо и с некоторой прелестнойвульгаринкой расхохоталась:

– Oh, yes! We’re quite frequent here! The Kremlin dancinghall! Oh, no, my colonel, I’m joking! This is my first visit here, very first!First Kremlin ball, haha![9]

– Первый бал Наташи Ростовой? – сострил Тэлавер и оченьобрадовался, что так удачно и находчиво сострил по-русски.

Вероника еще пуще расхохоталась:

– Скорее уж Катюши Масловой!

Тэлавер пришел в полнейший восторг: великолепный обменлитературными, «толстовскими» шутками с романтической русской аристократкой!

– Вам, кажется, нравится Толстой, мадам Градова?

Прелестница совсем уже развеселилась:

– Мне нравятся толстые намеки на тонкие обстоятельства!

Этот «изыск» даже и до Кевина Тэлавера с его русскойПиэйч-Ди[10]не совсем дошел, однако он просиял, поняв, что егопартнерша – а почему бы так прямо с ходу не сказать «избранница»? –обладает сильным чувством юмора и легким, жизнелюбивым характером.

Вокруг самозабвенно плясало атлантическое камарадарство пооружию. Оказалось, что в смежном зале накрыты были столы для артистов, а срединих немало оказалось и премиленьких партнерш.

– Видите, какие балы умеет закатывать дядя Джо, –сказал Рестону Жан-Поль Дюмон.

– С таким умением ему место в «Уолдорф-Астории», –проскрипел неисправимый антисоветчик. – Мажордомом в бальном зале, ненаходите?

Француз в ужасе отшатнулся.

На эстраде в это время феерически гулял по клавишамсоветский еврей Саша Цфасман. Рядом с ним свистел, заливался виртуозныйкларнетист. Пьеса в ритме джиттербага называлась «Концерт для Бенни» ипосвящалась американскому еврею Бенни Гудману.

– Геббельс тут бы сдох на месте! – предположилполковник Тэлавер.