Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская

И сделал бы ночи покороче. Вот как тут. Чтобы темнело лишь ненадолго, а так — всё время светло. Даже когда становилось темно, на небе появлялись зеленоватые полосы света. Как будто туманы заблудились и поднялись наверх. Что бы это могло быть? Хвит наверняка знал. О богах он знал почти всё. А я не мог припомнить ни одной похожей истории. Тулле тоже. Сварт из-за нерадостного отрочества вообще знал только имена богов и главные праздники. Мать ему историй на ночь не сказывала.

Тулле смотрел больше на землю. То и дело наклонялся, разгребал траву или мох, брал кусок, разминал его, порой пробовал на язык.

— Странная тут почва. Вроде бы и расти должно много всего, а дерн не толст. И холодно. Успеет ли что вызреть за лето? Тут лучше скот выпасать. Вон какие пастбища пропадают. Овцы будут на таком корме хорошую шерсть давать, а холод подможет.

Вот кто о чем…

Сварт же до сих пор радовался третьей руне. И всё проверял, сколько ему прибыло сил. То схватится за камень, чтобы поднять, то полезет по скале, чтоб набрать птичьи яйца. Один раз полез в ледяные морские воды. Сказал, что хочет проверить, как долго сможет плыть по эдаким волнам. И тогда я понял, что чувствовал Альрик из-за моих выходок. И впрямь как с безрунным малышом возишься.

А еще Сварт попросил разрешения добивать зверей на охоте. Мол, хочет скорее догнать Тулле по рунам. И мы до упаду смеялись, глядя, как Безоружный пытался задушить тюленя. Тот вертелся, хлопал ластами, рычал, кусался и раз за разом выкручивался из захвата благодаря мокрой шкуре. В конце концов Сварту это надоело, и он одним ударом кулака добил измученного зверя.

— Вона чего! — сказал Сварт. И с того дня каждый раз во время привалов усердно избивал подобранную на берегу деревяшку. — Раз уж я не могу брать в руки оружие, значит, мои руки должны стать оружием.

Даже мое условие казалось не таким жестоким, как у него. Впрочем, боги никогда и не были добряками.

А на четвертый день зарядил дождь. Серый, противный, он проникал под волчьи шкуры и пропитывал рубаху до последней нитки. Головная повязка также напиталась влагой, потяжелела, так и норовила сползти мне на нос, потому я снял ее. Поди, зажила рана-то? Тулле же, глянув на меня, расхохотался.

Я посмотрел на Сварта, но тот лишь пожал плечами. Ему смешно не было.

Когда друг отсмеялся, то пояснил:

— Тебе только сисек не хватает, а так — ну вылитая Дагна Сильная. У нее ж тоже полголовы выбрито.

Кто другой бы сравнил меня с женщиной — убил бы на месте. Или с какой-то другой женщиной. Но Тулле Дагну я простил. Я был не прочь заполучить частичку ее силы или ума. Или ее саму целиком.

Дождь все лил и лил, порой даже сыпал мелкими ледяными шариками. И, изрядно продрогнув, мы отправились на поиски хоть какого-то убежища. Ушли довольно далеко от берега и набрели на каменный разлом. Он выглядел так, будто великан захотел разрубить землю секирой, пропорол длинную рану, устал и забросил это дело. Там Сварт углядел дыру и заполз внутрь. Мы с Тулле переглянулись и полезли следом.

Едва не скатившись по камням, я застыл рядом с ребятами. Перед нами едва поблескивала вода. Подземная вода. И я чувствовал, как она исходит теплом особенно по сравнению с ледяными каплями снаружи.

— Вы как хотите, а я попробую, — не выдержал Сварт и как был, в одежде, плюхнулся в воду.

Мы смотрели на едва заметное черное пятно и ждали. Безоружный почти сразу вынырнул и поднялся выше пояса.

— Тут мелко. Внизу камни. И горячо как в бане. Наконец смою с себя всю соль!

Я тут же скинул плащ, снял башмаки и полез в воду вместе с топором. Мало ли! Вдруг тут водятся змеи или зубастые рыбы. Или из глубины пещеры выползет какая-нибудь чешуйчатая тварь.

И едва не застонал от удовольствия. Горячая вода согрела мою застывшую кровь. Я впервые за этот день почувствовал пальцы на ногах. Да и просто смыть соль и пот было приятно. Кровь мы худо-бедно оттерли в морской воде, но потом рубаха и штаны едва ли не скрипели от соленой корки. Хорошо, хоть не натер ничего.

— Останемся тут? — с надеждой спросил Сварт.

— Ага. До конца жизни, — выдохнул я.

Отогревшись в теплой воде, мы подумали и решили, что надо обустраиваться здесь.

Сварт сделал факел из ветки и тряпки, пропитанной моржовым жиром, и проверил пещеру с озером. Он нашел два прохода вглубь разлома. Один из них был полностью скрыт под водой. Туда мы лезть не стали: вдруг там на десятки метров нет выхода на воздух? Застрять в подземных протоках никому не хотелось. Второй же был слишком мал, чтобы человек мог пролезть в него.

Мы с Тулле прошлись по ближайшим трещинам и нашли небольшую сухую пещеру, дно которой уходило вниз и было усыпано валунами. В ней мы и решили поселиться! Купаться в теплом озере, конечно, замечательно, но спать там было негде: стены походили на каменные лохмотья, внизу вода и повсюду раскиданы остроконечные глыбы. Ни очаг сложить, ни вытянуться во весь рост.

Так что остаток дня мы ворочали камни. Крупными частично отгородили вход так, чтобы снаружи казалось, будто прохода нет. Из обломков поменьше сложили открытый очаг. Даже если кто-то увидит дым, идущий из горы, вряд ли издалека различит его среди струек пара, которым исходил разлом. Самый здоровенный кусок мы втроем с трудом сдвинули к центру — это стало нашим столом. Из небольшого леска, что был в паре сотен шагов, приволокли крепкие бревна — лежанки да сушняк для розжига. Не хватало только шкур по стенам да трофейного оружия.

Еще несколько дней мы обустраивались. Сварт потихоньку скалывал куски со стола, выравнивая его поверхность, Тулле рыбачил, я охотился. И каждый вечер и каждое утро мы ходили в купальню, смывали грязь и пот. Одежду стирали в другом источнике, где вода была погорячее, а потом раскладывали по столу, на той стороне, что ближе к очагу.

Пару раз остров легонько трясло, и мы выскакивали из пещеры. Вдруг тряхнет посильнее, и разлом сдвинется? Какие бы мы ни были сильные и могучие, камни нас в мгновение размолотят в пыль.

А потом я заскучал.

Всем хороша такая жизнь: и сытно, и тепло, и спокойно. Но лишь подумаю, что проживу так хотя бы год, так тошно становится.

Потому всё чаще вместо охоты я бродил по окрестностям. А вдруг встречу кого из богов? Да хоть тщедушного Свальда! Я бы спросил, видел ли он Хвита. Попал белоголовый бард к Фомриру или, может, еще куда?

Эти строки я сочинял весь день. Ни одного кённинга не сумел вплести, ни одного чувства не смог вложить. Да и не змеиный был у него язык, а соловьиный. Нечего пытаться влезть в чужую шкуру.

И всё время мой взгляд притягивали горы, что высились на юге. В ясные дни я четко видел сероватые клубы не то пара, не то дыма. Возможно, там тоже были воды, подогретые на подземном огне. Но могло быть и так, что там жили люди. Или не люди. Я был уверен, что на этом острове должен быть хотя бы один бог, и намеревался его увидеть.