Мой чужой дом - Люси Кларк

А что если никакого ретрита не было? Что если она увидела мой дом на сайте аренды, создала фальшивый профиль и назвалась Джоанной?

Запертая, как в ловушке, в темной коробке автомобиля, я вдруг вижу картину целиком. В венах ускоряет пульсацию кровь.

Я оставила ей ключ, купила цветы, написала приветственную открытку… Я сама ее впустила.

Мейв стучит в дверь кулаком, потом начинает рыться в кармане.

Ищет ключ?

Затаившись в машине, едва дыша, я жду, что произойдет дальше.

На панели вибрирует мобильник, мигающий свет экрана отражается в ветровом стекле. Надо быстрее отключить! Я хватаю телефон и вижу имя звонящего – Мейв.

Я медленно поднимаю глаза.

Мейв на крыльце оборачивается. Ее лицо в тени, но и так понятно – смотрит она на меня.

– Да? – шепчу я в трубку.

Шурша гравием, Мейв идет к моему автомобилю и, странно растягивая гласные, отвечает:

– Во-о-от вы где-е…

Я могла защелкнуть в машине замки, могла оборвать звонок и набрать номер экстренной службы, – но ничего этого не сделала.

В груди каменная тяжесть.

Нащупав ручку, я отворяю автомобильную дверь и с гулко ухающим сердцем выхожу в неприятную темноту. Лицо закрывают развевающиеся на ветру волосы.

Мы с Мейв молча глядим друг на друга. Губы ее поджаты, ни тени улыбки.

– Вы заходили в комнату Фиби.

– Да.

– Вы видели его фотографию. – В голосе металл.

– Фотографию Люка Линдена. – Его имя я не произносила вслух лет десять.

Со дня моего переезда в город Мейв знала, кто я, однако ничего говорила. Наблюдала. Ждала.

Но чего ради? Меня охватывает паника.

События прошлого так перемешались, так исказились в памяти, что я сама ни в чем не уверена. Правда туманна и переменчива, словно бурлящая извивистая река.

Лгала я?

Или он?

Сенсорные фонари гаснут, дорожку окутывает непроглядный мрак. Где-то позади бурлит, колышется море, с гулким рокотом обрушивая на берег пенные волны. Если обернуться, то увидишь бескрайнее графитовое пространство, усеянное белыми барашками, а в соленом ветре учуешь приближающийся шторм.

На мое запястье ложится кожаная перчатка.

– Я знаю правду.

Слова бьют наотмашь, отбрасывая меня в те далекие годы, когда я была другим человеком, жила в другом городе и верила, что правда всегда одна – этакая прямая полоса: либо черная, либо белая. И никаких полутонов.

2004 год

Кому бы взбрело в голову назначать совещание с утра пораньше с какой-то студенткой? В таком направлении рассеянно размышляла Эль, следуя извилистым маршрутом к корпусу классических языков и литературы. Пальцы нащупали в сумке пачку жевательной резинки, рот наполнил мятный аромат. Надо изобразить трезвый, собранный вид. Отбросив волосы за спину, Эль двинулась вверх по лестнице в кабинет к Люку Линдену, все еще в возбуждении от ночной вечеринки и бушующих в крови токсинов.

После короткого стука Эль прогуливающейся походкой вошла внутрь и закрыла за собой дверь.

Люк Линден в свежей рубашке, с чистыми волосами распространял запах лосьона после бритья и сигарет. Он выглядел значительно старше парней, с которыми Эль тусовалась ночь напролет в частном доме.

Линден рассматривал ее из-за стола, вероятно, отметив вчерашнее платье, размазанный под глазами макияж и почти выдохшиеся духи.

– Я вижу, веселая выдалась ночка? – поинтересовался он с улыбкой.

– Веселая, – четко артикулируя каждый слог, ответила Эль. – Уэльское регги было только начало.

Она расслабленно, по-домашнему развалилась в пластиковом кресле, будто сидела в кафе с приятелем. Официоз университетского кабинета сильно диссонировал с обстановкой, окружавшей ее ранее, – всего час назад она лежала на диване под мельтешащими лучами стробоскопа, а вокруг танцевала толпа. И как ее сюда занесло?

Почувствовав на себе взгляд Линдена, Эль подняла глаза.

– Улыбаетесь своим мыслям? – спросил он.

Она коснулась губ рукой. Линден смотрел на нее пристально и настороженно, чуть приоткрыв рот. Она явно ему нравилась – смутные догадки Эль подтвердились. Как ни странно, ее охватило легкое разочарование: иногда борьба за приз интереснее самого приза.

Он медленно обнажил в улыбке длинные клыки – точь-в-точь волчий оскал.

Эль едва не клевала носом. Зря она пришла, надо было идти прямиком домой, в кровать. Да и душ с завтраком не помешали бы.

От духоты в кабинете кружилась голова. Эль встала и подошла к дальней стене, где висели цитаты из произведений Шекспира. Ближе всех висела такая:

– А вы? – спросил вдруг Линден вкрадчиво прямо в ухо.

Она и не слышала, как он отодвинул кресло, обогнул стол и приблизился к ней.

Эль стало не по себе. Двусмысленность тона, резкое сокращение дистанции, закрытая дверь… Она хотела отойти, но справа путь перекрывал шкаф для папок, слева стена, а сзади дышал в шею Линден.

Почему несколько недель назад он предложил подбросить ее до дома? Почему преследовал той странной ночью, когда она шла на работу? Что за человек стоял в темноте у железнодорожных путей и смотрел в ее окна? Ответ напрашивался сам собой. Эль похолодела от ужаса.

– Мне нужно…

Крепкие пальцы схватили ее за волосы, намотали прядь на кулак и дернули голову назад. От шока слова застряли у нее в горле. Другая рука, скользнув по бедру, задрала платье и стянула белье.

Шея была так сильно вывернута, что крик «нет!» прозвучал как хриплый шепот. В бедро впивался острый угол металлического шкафа, в нос бил запах мятного зубного эликсира и сигарет…

От оглушающей, пронзительной боли сознание Эль будто отделилось от тела и воспарило к потолку. Взгляд уперся в светильник, где под пластиковым плафоном бился мотылек. Она чувствовала трепет его крыльев в попытках взлететь, мягкое содрогание тельца, бьющегося о неподатливый пластик. Как хотелось, чтобы он нашел отверстие, через которое забрался внутрь! Пустые надежды – он был в ловушке. Эль представила опускающегося ей на грудь мотылька, легкое касание тонких ног, узор пыльцы на темных крыльях, тихо сложенных над ее сердцем… Он умрет, она знала.

Над ухом раздался рычащий вздох, кулак разжался, волосы рассыпались по спине. Линден отступил назад. Вжикнула молния. Лязгнула пряжка ремня. Заскрипело кожаное кресло у стола под тяжестью тела.