Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал… - Василий Звягинцев

К десяти часам утра основная часть работы была сделана. Что толку от наличия тысяч людей, готовых и способных демонтировать прежнюю систему власти и начинать создавать новую, сотен имеющих право и возможность вывести на улицы целые подразделения «людей с ружьём» – райотделы милиции, отряды ОМОНа и СОБРа, роты охраны зон и следственных изоляторов? Они не получали никаких команд, не имели связи и запасных каналов управления, вообще не представляли общей картины происходящего. Многие даже не имели понятия, что проходят по секретным планам как структурные боевые единицы антиправительственного заговора.

Кремль был занят за несколько минут. К Боровицким воротам подъехали три БТРа, БМП-3 и незнакомой модели бронеавтомобиль с пулемётной спаркой, за ними несколько грузовиков с солдатами в чёрно-зелёно-жёлтых камуфляжах и голубых беретах (на складах их нашлось достаточно, чтобы заменить не совсем здесь уместные своим видом каски штурмгвардейцев). Из броневика вышел Президент в военной форме с нашивкой «Верховный главнокомандующий», в нескольких словах объяснил построенному гарнизону смысл текущего момента и ближайшие перспективы, после чего проследовал в свои апартаменты. Дальше распоряжаться Президентским полком и отдавать приказы от имени Главковерха командирам дислоцированных в Москве частей, училищ и академий начал Мятлев, назначенный, в добавление к министерскому посту, ещё и секретарём Совета безопасности.

Рядом с ним постоянно находился Берестин с собственным, выделенным Тархановым комендантским взводом, и Герта, видимо, в роли личной телохранительницы. Узнав о назначении Мятлева на высокие посты, Инга ей хитро подмигнула. «Высоко, мол, залетела, мать! Теперь главное – не сдавать захваченных высот!» При этом девушка ощутила лёгкий укол зависти. Так отчего-то вышло, что теперь только она одна осталась обделённой. И сама ни в кого не влюбилась, и на неё никто внимания не обратил. Что делать – все достойные мужчины увлеклись другими, а ей как быть? Штатские за пределами гарнизонной ограды для неё не существовали, других серьёзных кандидатур просто не было в поле зрения. Не с поручиками же из соседних рот любовь крутить?

Самая спокойная и неамбициозная из всех, валькирия ещё не подозревала об уготованной для неё Сильвией судьбе.

Леонид Ефимович направил несколько десятков офицеров нужных специальностей, лично вызванных им с Лубянской площади, по адресам лидеров думских фракций и вожаков «несистемной оппозиции». Первых – пригласить и сопроводить в Кремль на экстренную встречу с Президентом, прочих – в деликатной форме предупредить о крайней нежелательности в ближайшие сутки любых массовых мероприятий и уж, тем более, беспорядков. Отныне и до их гласной отмены в Москве явочным порядком действуют законы военного времени.

Тезисы «профилактических бесед» выглядели примерно следующим образом:

«Домашнему аресту, господа, вас никто не подвергает. Можете мирно, без оружия собираться хоть на квартирах, хоть в ресторанах, внимательно смотреть телевизор и обсуждать увиденное и услышанное в своём кругу. Причём такое обсуждение не должно проводиться в общественных местах с какого-либо подобия трибун. В ближайшее время Президент собирается выступить с обращением к народу. Рассчитываем, что вы примете посильное участие в претворении в жизнь его предложений. Оппонировать разрешено в письменной форме, когда будет возобновлён выпуск газет. Однако по улицам передвигайтесь с крайней осторожностью, не исключаются всякого рода эксцессы. А нам не нужны ни невинные жертвы, ни «герои сопротивления».

Указанные мысли сотрудники могли оформлять какими угодно словесными кружевами, но без угроз и личных оскорблений.

Стрельбы на улицах и на некоторых «объектах» случилось поразительно мало. Не больше, чем в Петрограде в феврале семнадцатого. Как правило, инциденты случались там, где вооружённые сторонники мятежников уже начали выдвигаться «на исходные», по приказу чересчур самостоятельных или, наоборот, догматически мыслящих командиров.

Решено, допустим, что сегодня в восемь ноль-ноль должны быть захвачены Монетный двор и Гознак, ну и двинулись к цели полторы сотни вооружённых энтузиастов, уверенных, что и все остальные по всей огромной Москве и даже необъятной Родине сработают так же дружно и слаженно. А на подходах наткнулись на мобильный патруль «печенегов» с «хворостовцами». На подтверждённое ссылками на Указ Президента предложение сложить оружие и всем, кроме руководителей, мирно разойтись по домам кто-то ответил огнём. Такое бывает, если люди подогреты не спиртным даже, а собственным адреналином, энтузиазмом пополам со страхом. Какие-то футбольные фанаты бесстрашно в вооружённых омоновцев камни, бутылки и файеры швыряют, абсолютно о последствиях не задумываясь. А если здесь такие же безбашенные парни, но с автоматами и пулемётами, и «верные люди» сказали, что нет уже ни Президента, ни власти и менты на нашей стороне, а за забором, рукой подать, склады, набитые штабелями денег, а в цехах прямо с печатных машин разматываются бесконечными лентами миллионы пятитысячных бумажек… Только хватай! А тут десяток козлов дорогу перегораживают. Ну и получайте!

В подобных случаях военнослужащие «крайне ограниченного контингента миротворцев» действовали без злобы и жестокости, просто очень чётко и профессионально. Не то что здешние «контртеррористы», ухитряющиеся терять «двухсотыми» по нескольку человек при «обезвреживании» одного «шахида» или «моджахеда».

Вообще, москвичи, что из законопослушных граждан, что из активистов «протестного движения», вышедших пошуметь, ещё не совсем представляя, по какому поводу, дружно отметили интересный факт: в центре города поддержанием порядка вместо привычных омоновцев или пацанов-срочников внутренних войск занялись какие-то непонятные службы. Одетые почти так же (мало кто способен был разобраться в тонкостях цветовых и конструктивных различия камуфляжей), их сотрудники вместо привычных щитов и резиновых палок сплошь были вооружены автоматическим оружием, увешаны магазинами, ножами, гранатными сумками и прочим снаряжением. Будто американские солдаты в телевизионных репортажах из Ирака и Афганистана. И сразу в них ощущалось что-то необычное. Трудно сразу сказать, что именно, но – незнакомое и непонятное. Выражения лиц, может быть, манера говорить, непременное обращение «господин» вместо нормального «гражданин», «граждане». И ещё – отчётливо ощущаемая готовность после (спокойным голосом) сделанного предупреждения немедленно перейти к решительным действиям в случае неповиновения. Будто бы эти люди искренне убеждены в том, что с ними спорить просто не принято, а собеседники настолько разумны, что понимают каждое негромко сказанное слово так же хорошо, как предупредительный выстрел в воздух.

Говорят, подобный парадокс наблюдался в Чехословакии в шестьдесят восьмом году. Туда, как известно, оказывать «братскую помощь» прибыли войска пяти стран Варшавского договора. Но если со всеми остальными, включая и советских солдат, чехи вели себя весьма вольно – ругались, оскорбляли, плевались, швыряли бутылки с краской, а то и бензином в боевую технику, – с немцами из ГДР никто себе подобных вольностей не позволял. Генетическая память срабатывала, наверное. Да и язык – не то что славянское амбивалентное многословие. Там «цурюк», «хенде хох», «врид гешоссен» – и всем всё понятно, без переводчика даже. По-русски так не выходит, даже если матерным гарниром значащие слова обложить.