Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова

– Катерина?

Она вопросительно взглянула на него.

– Что написано на камне?

Девушка пожала плечами.

– Нашла на берегу. Обмотала веревками, притащила. Больше ничего не делала.

Илюшин сдержал смешок. Вместо зашифрованной надгробной надписи – греческие Киса и Ося, оставившие свой легкомысленный след.

Он извлек из рюкзака планшет, отряхнул от песка.

– Ты видела когда-нибудь этого человека?

Девушка долго рассматривала фотографию Синекольского, но в конце концов решительно помотала головой.

– Не он был за рулем машины, в которую села туристка? Посмотри еще!

– Я посмотрела. Не знаю. Водителя не видела. Этого тоже никогда не видела. У него глаза от разных людей, я бы запомнила.

Илюшин вздохнул.

– Слушай, а ты уверена, что Ольга садилась именно в черный джип?

Катерина кивнула.

– Ты ее найдешь. – В ее голосе не было и тени сомнения. – Ты очень умный.

2

Когда Илюшин ушел, Катерина некоторое время сидела неподвижно, обдумывая, можно ли исправить случившееся.

Наконец она поднялась. Запихала в сумку припасы, убедилась, что Илюшина поблизости нет, и пошла прочь.

Девушка пересекла рощу, пробралась через вересковые заросли, то и дело оглядываясь. Отец ушел с утра в море, но кто знает, не вернется ли он раньше срока. И Мина… Дурочка при желании может быть незаметной.

Она прислушивалась к пению птиц. Не закричат ли тревожно?

Но все было тихо.

«Как выгодно казаться странным, – думала по дороге Катерина. – Можно позволить себе то, что другим не простят. Клеймо странного – это диагноз, но он же и рецепт. Вам выпишут от окружающих людей чуть больше терпения, снисходительности и насмешки. Пока люди смеются, они вас не бьют».

Дорога вывела девушку к обрыву. Здесь рос пышный тамарикс, усыпанный бледно-розовыми цветами. Катерина, оглянувшись еще раз, полезла в гущу куста, осторожно отгибая ветки. Пробравшись через розовое облако и разогнав пчел, она оказалась на самом краю обрыва.

Внизу, в двух метрах от нее, из скалы выдавалась площадка – высунутый каменный язык, которым твердь дразнила море. Далеко под ним разбивались волны; шум стоял такой, что заглушал крики чаек. Девушка без раздумий спрыгнула на площадку, и слева открылся проход. Это был природный карниз, змеей опоясывавший мыс, длинный, но не больше полуметра в ширину; сверху его можно было разглядеть, лишь перегнувшись через край.

По этому карнизу и двинулась Катерина.

Уверенность, с которой она шла, изобличала в ней человека, не в первый раз проделывавшего этот опасный путь. Сторонний наблюдатель сказал бы, что ее намерение самоубийственно. Но этот же наблюдатель был бы очень удивлен, когда, пройдя не больше двадцати метров, девушка исчезла.

Здесь, в складке скал, таилась пещера. Катерина шагнула внутрь и пропала для внешнего мира.

Оказавшись в укрытии, она развязала рюкзак и вытащила двухлитровую бутылку и свежие лепешки, завернутые в бумагу. Затем на свет появились пакет с помидорами, огурцы и банка с медом.

В глубине пещеры завозились.

Катерина приблизилась к сонной женщине, закованной в наручники, и села перед ней на корточки.

– Я поесть принесла, – по-русски сказала она. – И мед. Ты любишь мед, Оля?

Русма, 1992

1

О чем думает девочка, готовящая убийство своего отца?

О чем она думает, заходя в зернохранилище и направляя луч фонаря в темную воду?

О чем она думает, когда вдвоем с другом тащит длинную узкую доску через поле?

Когда покупает рулон серой бязи на деньги, украденные из отцовского кошелька?

Когда вечер за вечером, дождавшись сумерек, идет через поселок до фермы Бурцева, запоминая каждую кочку на своем пути?

Она думает: «Этого не случится».

День за днем она повторяет себе, что ей не придется бежать по доске.

«Посмотри на него, – шепчет внутренний голос, когда отец ставит на стол тарелку каши. – Он совсем другой. Он старается угодить маме. Он испугался. Честное слово! Он же трус. До него дошло, что ему не скрыться, если он убьет ее. Его найдут и посадят. Он присмирел, понимаешь?»

Оля знает, что шепот – ложь. Но вслушивается в него с наслаждением, ведь эта утешительная иллюзия прекрасна. Она как распахнутое настежь окно в другую версию реальности.

Еще она знает, что отец вовсе не притворяется добряком. Он искренен, гладя по руке жену и целуя в макушку дочь. Он напевает песенки, отпускает глупые шутки, изо всех сил старается поймать их улыбку – но только не потому, что чувствует себя виноватым. Если сейчас напомнить, как он избил их две недели назад, лицо у отца вытянется, словно от огорчения, и он вздохнет: да, вспылил немного… но ведь не без причины! Это все из-за горячей любви к матери! Вот такой он хороший сын, да, не каждая мать может таким похвастаться. Да и какое там избиение… подумаешь, пошумел в сердцах… с кем не бывает!

Девочка следит за его руками, расставляющими на столе тарелки. Когда отец не замечает, она коротко взглядывает на его красивое мужественное лицо с широким лбом и кудрявыми волосами. Она ищет признаки того, что он постепенно возвращается к своему обычному состоянию.

«Я здесь хозяин».

Ей приходится наблюдать не только за отцом, но и за матерью.

Кто бы мог подумать, что опасность будет подстерегать с этой стороны! Мама, кажется, делает все, чтобы вывести мужа из себя. Не улыбается, не греет ему суп, почти не разговаривает. И не заходит в комнату к бабе Лене, хотя лишь благодаря ей они с Олей остались живы. Мама существует сама по себе, словно не только ее семьи нет рядом, но даже время вокруг нее струится иначе, и она плывет в его потоке, равнодушно глядя на тех, кого уносит другим течением.

Оля, может, и поверила бы в то, что маме разом все стало безразлично. Но кое-что подсказывает ей, что мать такая же лгунья, как сама Оля.

Мама не позволяет остаться им наедине. Она взяла неоплачиваемый отпуск и с утра до вечера, как заведенная, отмывает, чистит, скребет свой дом. Мама не спрашивает, где Оля проводит свои дни, но девочка ловит на ее лице тень облегчения, когда утром убегает гулять, и замечает, как едва заметно поджимаются ее губы, когда вечером возвращается обратно.

Будь мамина воля, она не пускала бы Олю домой.

Нож по-прежнему при ней. Это очень плохо, потому что толстая неповоротливая мама не может зарезать даже курицу. Она слабая. Оля отобрала бы у нее нож, но мама найдет другой.

И еще она ищет для Оли интернат в соседнем городе. Девочка слышала обрывки телефонного разговора, короткие рваные фразы… Их хватило, чтобы она похолодела.