Женщина в бегах - Рэйчел Хаузэлл Холл

А сейчас она застряла на десятой автостраде, соединяющейся со сто десятой северной — максимально хорошо спрятанный уровень ада. Ночное время призывало начать работу, но солнце все еще светило достаточно ярко, чтобы заставить ее прищуриться. Эта пробка была какой-то другой…

Ее телефон зажужжал. Сигнал тревоги от «ОРО».

У Грей перехватило дыхание, взгляд заметался от машины к машине.

Скучающие лица. Рты, двигающиеся, подпевающие Адель, Смоки Робертсону или «Марун 5». Остекленевшие глаза, некоторые спрятаны за солнечными очками марок «Окли» или «Рей-бан».

Она нажала на шторку, чтобы открыть сообщение с сигналом тревоги, но экран застыл и потемнел.

— Ты умер сейчас? — воскликнула она.

Грей перестроилась на другую полосу, чтобы выехать из пробки. Она все еще чувствовала на себе чужой взгляд, она снова посмотрела в стекла заднего вида и в боковые зеркала — сзади нее еще четыре машины перестроились на другую полосу.

Потому что это автострада, глупенькая. А съезд на 7-й улице был главным выходом.

Ни одна из этих машин не выглядела знакомой или угрожающей, однако…

Однако… Где он? Где Шон? В большом Лос-Анджелесе он мог быть на юге в Ваттс или на севере в Хайлэнд Парк.

Она нажала на кнопки, перезапускающие телефон. Эта паническая атака не была иррациональной, она была инстинктивной. Сражайся или беги. Она и раньше обращала внимание на это чувство, не имело смысла игнорировать его сейчас.

Экран телефона загорелся.

Она нажала на иконку «ОРО», но необходимо было снова войти в аккаунт.

Нет времени.

Грей спустилась со съезда и быстро повернула в сторону «Энид плэйс». Чистый переулок, единственной целью «Эрнид» является отправление водителей в парковочный гараж магазина. Грей не уехала настолько далеко. Она подъехала к обочине и остановилась напротив пожарного гидранта.

Зеленый минивэн, который ехал за ней, медленно повернул в сторону «Эрнид плэйс». За этой машиной следовал легковой автомобиль марки «ПТ Крузер», его водитель смотрел прямо перед собой. Черный «Мустанг» замедлился на перекрестке. Мужчина-водитель, она не могла сказать, был ли он белокожим, латиносом или светлокожим черным, смотрел налево, дальше «Энид плэйс», замедляясь, так как «Битл» за ним засигналил и заставил его проехать вперед.

«Мустанг» преследовал ее.

Почему? Кто он? Чего он хочет? Он один из парней Шона?

Чувство усиливалось. Но она не слышала свое сердцебиение и тяжелое дыхание, исходящее из ее легких. Она чувствовала пустоту внутри. Легкой и безжизненной — оцепенелой. Она уставилась в лобовое стекло, не видя машины, голубей или еще что-нибудь, никого. Не заботилась больше о том, что Ник не нашел слабых мест в броне своей компании.

Сдайся.

Утомленная. Смертельно уставшая. Испытывавшая боль — даже не острую боль, а неопределенную, странную, грустную боль.

Она даже не могла спрятаться на черном внедорожнике в городе, переполненном черными внедорожниками.

Не очень хорошо.

Нечестно. Все это было нечестно.

Что она такого сделала в нынешней или в прошлой жизни, чтобы заслужить все это?

Она хотела нажать на газ и скрыться, проехав прямо через магазин. Проехать через «Мендосино фармс» и «Яра бутик».

И что потом?

Зачем бороться?

Сдавайся, Дороти[1].

Может быть, ей и следует сдастся. И тогда все закончится, она будет мертва и вернется обратно в третий раз. Может быть, в качестве графини или фермера. Домохозяйка в Кентукки, у которой в мыслях лишь стирка и тыквенные маффины. Может быть, муж будет ее избивать, и в этот раз она просто примет это и останется, пока он не покончит с ней, и она вернется в четвертый раз. И может быть, в этот раз…

Ее телефон зажужжал, показав сообщение с фотографией, где была изображена она несколько минут назад. Она ехала на десятой автостраде. Фотограф был в машине слева от нее, ехал рядом с ней, зная, что она за рулем грузовой машины вместо «Камри». Это… сводило с ума. Это…

Телефон снова зажужжал.

Я сказал тебе быть аккуратней.

Грей повернула в сторону улицы Фигероа, не беспокоясь, не напал ли опять «Мустанг» на ее след. Когда она остановилась, чтобы снова повернуть на третью улицу, увидела Хэнка. Он стоял рядом с табличкой с названием ее многоквартирного дома, на нем были джинсы и расстегнутая на одну пуговицу рубашка. Он терпеливо ждал ее больше часа. Четыре дня назад такой простой жест, ожидание, заставил бы сердце Грей бешено стучать в груди.

Однако сегодня…

Она заехала в гараж, принадлежащий ее дому.

Ни одной другой машины — включая черных «Мустангов» — не заехало за ней.

Грей вылезла из машины, огромное помещение парковки давило на нее. Она прижала к груди пакеты с гавайскими сувенирами и печеньем и на онемевших ногах пошла наружу, к подсвеченному знаку «Бидри товерс».

— Эй, — сказал Хэнк.

Она попыталась улыбнуться, но губы лишь искривились.

Он обнял ее. Он пах мятой и клубникой.

— Я думал, ты сюда не доберешься.

— Пробки.

Он указал на основание знака, где стоял коричневый пакет рядом с букетом роз.

— Я принес вино и тайской еды на ужин. Только тебе придется все подогреть.

Оборвав все неудавшиеся попытки улыбнуться, Грей спросила:

— Почему ты здесь?

Забавно, всего пару часов назад Ник задал ей тот же вопрос.

Хэнк спрятал руки в карманах.

— Да, мне стоит объясниться. Но мы можем сначала зайти в твою квартиру? Мне нужно… ну, знаешь… воспользоваться туалетом. Долгий вечер.

Она его впустила. Пока он был у нее в ванной, Грей положила коробки с говядиной с мятой и базиликом, тайской курицей и пропаренным рисом в микроволновку. Затем она положила бутылку белого вина в морозилку, чтобы быстрее его остудить.

— Она стоит 50 долларов, — сказал Хэнк, присоединившийся к ней.

— Не могу дождаться, когда попробую его.

Холодильник начал издавать странные кашляющие звуки.

— Тебе стоит заставить руководство починить это.

Она хмыкнула, все еще ничего не говоря, пока они не взяли свои коробки и едва остудившуюся бутылку вина на застекленную террасу. Его пластиковая вилка опустилась в ее коробку без разрешения. Шон делал то же самое: он отрезал себе кусочки от рибай стейка или забирал ее последнее крылышко. Иногда он делал глоток из ее бокала. Когда она корчила ему рожи или просила, чтобы он сначала спрашивал ее, потому что это как минимум вежливо, он всегда огрызался: «Я за это плачу, правильно?»