Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Как здорово, что тебе удалось зайти!

Даниэла и ее сын Васко входят в квартиру.

– Привет, тетя, как дела?

– Хорошо, спасибо. Поцелуй меня.

Мальчишка поднимается на цыпочки и целует свою тетю.

– Смотри, Массимо там, в своей комнате. Иди к нему, если хочешь.

– Конечно, хочу!

И мальчик убегает по коридору.

– Боже мой, как он вырос!

– Да, просто невероятно.

Даниэла и Баби идут к матери, которая сидит в гостиной.

На только что пришедшую дочь Раффаэлла смотрит раздраженно.

– Привет. А Васко ты с собой не взяла?

Даниэла подходит и целует ее в щеку.

– Привет, мама. Конечно, взяла, он пошел к Массимо.

– А с бабушкой поздороваться не надо, а?

– Но я даже не знала, что ты здесь…

– Я же тебе говорила, что приду.

– Да, но я не знала, что ты уже пришла. В чем проблема, мам? Почему тебе так нравится все усложнять?

– На самом деле, как мне кажется, все очень просто. Я прошу немного – хотя бы элементарной воспитанности. С другой стороны…

– С другой стороны что, мама?

– Ничего. С другой стороны, и все тут.

– Да нет, когда ты так говоришь, такое впечатление, будто ты хочешь что-то подчеркнуть. Например, свое недовольство. Или тебе было бы лучше, если бы я сделала аборт? – Мать смотрит на дочь и кривит рот. – А что такое? Тебе неприятно? Тебе нужно было бы набраться смелости и сказать то, что думаешь. Ты не хотела, чтобы я рожала Васко, потому что я не знала, кто его отец. Да, я наглоталась наркотиков, и произошло то, что произошло. Ну и что? Я могла остаться испорченной, но все сложилось так, как сложилось: я осталась одна и немного беременной. Тебе это не нравится? Мне очень жаль. Я бы с удовольствием подарила тебе внучонка после приличной свадьбы – например, с другим богатым зятем – со сватами и всей этой прочей чепухой. Но так не вышло. И ты хочешь, чтобы я из-за этого чувствовала себя виноватой?

– Я только сказала, что твой сын мог бы вести себя воспитанней.

– Нет, мама, я думаю, что если бы ты меня действительно любила, то не давила бы на меня этим постоянно.

– Я думаю, что ты связала себя по рукам и ногам, а иначе бы теперь все могло бы быть по-другому.

– Но и гораздо хуже! Почему ты никак не можешь понять, что иногда люди живут не так, как это хотелось бы тебе? И что то, что нравится тебе, что хорошо для тебя, необязательно так для других? Ты всегда к нам приходишь с недовольным лицом.

Баби смеется.

– Вообще-то сегодня ей здесь у меня понравилось все. – Даниэла смотрит на нее удивленно. Баби продолжает: – Странно, и что же это у нас случилось? Нет, я все-таки не верю. А ты правда считаешь, что тут нет ни одной неподходящей по цвету вазы? Ни одной неправильно подобранной занавески? Или домработницы, которая подает тарелки левой рукой, наливает в чашку слишком много кофе или остается послушать что-то, что ее, и не без оснований, интересует или забавляет? С нашей мамочкой все в порядке? Ну тогда, наверное, звезды сошлись каким-то невероятным образом, даже не рискую вообразить, что могло произойти в этот столь эпический день…

– Предупреждайте меня, когда надо смеяться…

Но тут приходит Васко.

– Мама, я хочу пить.

– Поздоровайся с бабушкой.

– Привет, ба. – И он снова поворачивается к Даниэле. – Но я все равно хочу пить.

Баби смеется.

– Поцелуй бабушку, а я пока схожу для тебя за водой.

Даниэла идет на кухню. Васко подходит к Раффаэлле, и она его обнимает, прижимает к себе и целует. На самом деле Васко ее только терпит: он молча переносит это объятие, надеясь как можно скорее от него избавиться. Потом бабушка замечает, что у него новые кеды.

– Какие красивые! Тебе их купила мама?

– Нет, Филиппо.

– А кто такой Филиппо?

– Мамин друг. Я увидел на нем такие же и попросил его дать мне их поносить. Но его кеды были мне велики, так что он мне купил вот эти. Они тебе нравятся?

– Очень. А какой он, этот Филиппо? Воспитанный мальчик?

– Он не мальчик, он дядя – лысый и с бородой.

И тут со стаканом воды возвращается Даниэла. Васко готов его схватить, но Даниэла придерживает стакан до тех пор, пока он не понимает и не говорит, улыбаясь: «Спасибо».

Потом выпивает всю воду залпом и снова убегает в детскую, играть с Массимо.

Раффаэлла смотрит на Даниэлу.

– Кто он, этот Филиппо?

– Друг.

– Ну да, это мне по силам сообразить. Ясно, что не враг, если он подарил твоему сыну новые кеды. Но что он значит в твоей жизни?

– Не знаю, мама. Не знаю, что он значит. А разве все должно иметь значение? Он человек, с которым я встречаюсь, и этого мне достаточно.

– И ты хочешь так растратить свою жизнь?

– Ну что ты говоришь, мама? Ты же ничего про него не знаешь.

– Знаю, что он лысый, с бородой. Значит, он взрослый – наверное, разведенный или, того хуже, женатый и, следовательно, только развлекается с тобой… И все это, к тому же, на глазах у твоего сына.

Баби вмешивается:

– Мам, а как дела с папой?

– Отлично. Спасибо, все в порядке.

– Ты уверена? Ты пришла сюда злой на весь мир. А мы с Дани тут ни при чем.

– К тому же, – вставляет свое слово Даниэла, – хочу тебя успокоить. Филиппо старше меня всего на два года, сейчас он со мной и очень влюблен, чего, к сожалению, нельзя сказать обо мне.

Раффаэлла молчит, но потом, как ей кажется, находит решение:

– Попробуй как-нибудь устроиться, как твоя сестра.

– Почему ты мне это говоришь? Может быть, потому, что ты меня содержишь? Предпочитаешь, чтобы я связалась с первым попавшимся только для того, чтобы больше не брать у тебя деньги?

– Нет, но…

– Мама, я нашла работу, так что можешь немного успокоиться. Может, у меня получиться платить за все самой. Но я никогда не сделаю ничего подобного.

Баби встает с дивана.

– Хочешь еще чего-нибудь, мама?

– Нет, спасибо.

– Тебе нравится эта квартира?

– Да, очень, очень нравится, я тебе уже говорила.

Баби ей улыбается.

– И правда, она красивая, большая, с фантастическим видом. Мы часто устраиваем ужины, квартира изумительная, в ней всегда полно народу. Но я чувствую себя одинокой и, самое главное, несчастной. Когда ты несчастлив, то даже и куда более красивые квартиры, чем эта, могут показаться безобразными. Ты же понимаешь, мама, правда?