Битва дипломатов, или Вена, 1814 - Дэвид Кинг

Одно из самых важных решений союзники приняли 25 марта, возобновив соглашение, подписанное в Шомоне в конце войны, и официально создав так называемую седьмую коалицию. Великие державы обязались не вести с Наполеоном сепаратных переговоров о мире и предоставить по 150 тысяч солдат; Британия, как всегда, зарезервировала за собой право заменить квоту дополнительным финансированием. Соглашение должно действовать двадцать лет или до тех пор, пока Бонапарт не будет окончательно лишен возможности нарушать спокойствие.

Нескончаемые вечеринки в салоне мадам де Саган в особняке Пальма, как докладывал агент «Нота», «беспутные и беспечные увеселения», не прошли для нее бесследно. К марту герцогиня обросла долгами, и ей позарез были нужны деньги для того, чтобы расплатиться с кредиторами.

Поскольку Меттерних раньше проявлял интерес к сапфировому ожерелью, она завернула дорогое украшение в шелковый платок и послала его князю в министерство. Герцогиня просила помочь продать драгоценность, надеясь получить за нее приличную сумму. Меттерних с радостью согласился оказать бывшей любовнице маленькую услугу. Еще недавно он писал ей: «Вы не захотели разделить со мной мою корону, но вы по-прежнему остаетесь королевой в моем королевстве».

Всего три дня потребовалось Меттерниху для того, чтобы найти покупателя сапфиров герцогини. Камни достались мадам де Монтескью, бывшей гувернантке сына Наполеона, уволенной по обвинению в попытке его похитить. Цена была не маленькая, 3000 дукатов, но счет оплатил император Франц. Меттерних уговорил австрийского императора раскошелиться на подарок мадам де Монтескью в знак благодарности за проявленную заботу о внуке. Сделка состоялась, послужив еще одним доказательством ловкости Меттерниха, приносившей время от времени и нужный результат.

На Пасху Талейрану тоже пришлось столкнуться с неординарной ситуацией. В Страстную пятницу во французское посольство заявилась нежданная гостья — герцогиня Курляндская, мать Доротеи и метресса Талейрана. Следуя примеру других аристократов, пятидесятичетырехлетняя герцогиня спешно покинула Париж и решила приехать в Вену, которая за последнюю четверть века стала прибежищем для многих французских эмигрантов.

Однако прибытие герцогини ставило многих людей, мягко говоря, в неловкое положение. Многоопытной женщине было совсем нетрудно уловить, что Талейран относится к ее дочери не только как к хозяйке посольских приемов.

Можно представить, что испытывал даже Талейран, привыкший к неудобным пассажам. Сплетники не могли не нарадоваться новому поводу для перешептывания: состязанию матери и дочери, уже с прохладцей относившихся друг к другу, за внимание лукавого француза. И герцогиня де Саган не удержалась от того, чтобы не высказаться по поводу увлечения Талейрана ее младшей сестрой. «Великий человек наконец обрел семью», — иронически заметила она.

По легенде, Наполеон во время отречения пообещал вернуться во Францию, когда зацветут весенние фиалки. Во вторник, 28 марта Вена узнала, что Наполеон на самом деле снова пришел к власти. На это ему понадобилось двадцать три дня. Более того, Наполеон действительно взял власть без единого выстрела. Побег с Эльбы был, пожалуй, самым авантюрным и дерзким предприятием среди многочисленных наглых и вызывающих поступков Бонапарта. Фиалки стали для бонапартистов символом своего кумира.

Намеренно или нет, но Наполеон вернулся в Париж 20 марта, в день рождения сына. Его сторонники ликовали. По описанию очевидцев, двор Тюильри заполнили восторженные толпы энтузиастов. Карета не могла проехать, и император вышел из экипажа в «людское море, которое тут же поглотило его». Очевидцы не едины в деталях, но дают красочное представление об эйфории, царившей на встрече с Наполеоном. Кто-то помнит, что императора несли на руках. Кто-то рассказывал, что он шел сам, а перед ним мельтешил один из обожателей и без конца повторял: «Это вы! Это вы! Наконец-то это — вы!»

После того как сбежал король Людовик XVIII, сторонники Наполеона успели подготовить дворец к приезду своего императора. Со всех ковров и портьер были удалены королевские эмблемы с лилиями, нашитые поверх наполеоновских золотых пчел. «Эмоции перехлестывали через край», — вспоминал один солдат. Наполеон тоже не мог сдержать своих чувств. Он говорил о днях возвращения в Париж как о «самых счастливых в жизни».

Уличные торговцы бойко продавали портреты Наполеона, Марии Луизы и маленького принца. Как отметила газета «Кенигсберг цайтунг», портные не справлялись с заказами на пошив наполеоновских имперских униформ. Парижские кафе и рестораны переполнились восторженными людьми, праздновавшими победу.

Когда триумф Наполеона стал для всех очевидным фактом, Меттерних вернулся к привычным занятиям, начал посещать и салон Вильгельмины в особняке Пальма. Удивительно, но герцогиня теперь была рада его видеть и поздравляла министра с тем, что он «разорвал наконец путы, не позволявшие ему бывать в ее доме». Герцогиня говорила, что теперь, когда «над всеми нависла угроза войны, они должны дружить и жить в согласии». Но Меттерниху была нужна не только дружба. Он не переставал любить герцогиню и, похоже, вряд был способен на то, чтобы ее разлюбить. Меттерних признавался ей, что даже плакал из-за нее и искал утешения у друзей. Без герцогини он чувствовал себя одиноким путником, «человеком, выброшенным на берег после кораблекрушения и потерявшим все на свете».

После известий о возвращении Наполеона в Париж герцог Веллингтон назначил свой отъезд из Вены на 28 марта. «Я отправляюсь на территорию Нидерландов, Бельгии и Люксембурга и принимаю командование армиями», — объявил он всем. Герцогиня де Саган устроила в его честь прощальный прием, на котором Веллингтон расцеловал дам, пообещав «встретиться с каждой и со всеми вместе в Париже».

В британском посольстве снова поменялось руководство. Теперь главными лицами в нем стали лорд Кланкарти и лорд Каткарт, советники Веллингтона. Мирная конференция так и не завершилась. Вот-вот должна была начаться война.

Проведя очередное затянувшееся до ночи совещание, Фридрих фон Генц, секретарь конгресса, на следующее утро проснулся поздно, когда на столике его уже ожидали чашка кофе и утренняя газета «Винер цайтунг». Он взял газету и сразу же увидел на первой полосе объявление: «Награда 10 000 дукатов. Ее получит любой, кто доставит живым или мертвым известного публициста Фридриха фон Генца или предъявит доказательства его убийства». Прокламация была подписана самим Наполеоном.

Каково ему было читать этот, по сути, приговор к смерти! Генца уже мучила бессонница из-за страха мести Наполеона за то, что он готовил документ, объявивший его преступником. Теперь же, когда обещаны немалые деньги за его голову, на него начнут охотиться и наемные убийцы, и просто желающие подзаработать. Все знают, где его дом на Зайлергассе. Как ему теперь возвращаться домой по темным улицам после поздних совещаний и салонных приемов? Его жизнь в опасности.

В то же утро к нему на квартиру пришли Доротея и князь Клам-Мартиниц. Найдя Генца в крайне встревоженном состоянии и посреди разбросанных вещей и наполовину упакованных чемоданов, они поинтересовались: куда это он собрался уезжать? «Взгляните! — сказал он, показывая газету. — Мне надо бежать из города». Он насыпал какой-то порошок в чашку, с трудом поднес ее дрожащими руками ко рту и выпил. Доротея посмотрела на газету и чуть не рассмеялась. На ней стояла дата — 1 апреля 1815 года.