Вихри враждебные - Александр Харников

Он доверился австрийцам, обещавшим России помочь добиться права свободного прохода русских кораблей через Черноморские проливы, в обмен на признание аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. При этом переговоры велись настолько тайно, что сам факт их ведения не был известен даже императору Николаю II. Итог был закономерен – Австрия, получив обещанное, тут же забыла о том, что она обещала Извольскому. Россию в очередной раз макнули в дерьмо, оставив ее в одиночестве перед Тройственным союзом, в то время как союзники по Антанте предпочли отойти в сторону и сделать вид, что ничего не случилось.

После «дипломатической Цусимы» Извольский был лишен министерского поста и получил назначение послом в Париж, где немало сделал для консолидации Антанты и подготовки будущей мировой войны. Потом была революция. Оказавшись не у дел, Извольский обосновался во Франции, стал горячим сторонником интервенции войск Антанты в Советскую Россию.

Император Михаил, узнав обо всем этом, пришел к выводу, что человеку с такими «талантами» не место на дипломатической службе, и теперь дожидался лишь подходящего повода, чтобы выставить этого господина за дверь. Как говорится, вот и все об этом человеке.

Степан Осипович Макаров был человеком совсем иного склада. Он не любил подковерные политические игры и свою задачу видел во всемерном усилении военно-морской мощи России. Поэтому адмирал Ларионов, довольно сухо поздоровавшись с находящимся в состоянии глубокого недоумения и депрессии Извольским, с Макаровым, напротив, разговаривал с искренней теплотой и интересом. Ведь адмирал Макаров был не только известным флотоводцем, но еще и исследователем Арктики, а также судостроителем, автором проектов первых ледоколов. Были у Степана Осиповича, конечно, и свои заскоки, вроде проекта безбронных боевых кораблей или облегченных бронебойных снарядов. Но речь сейчас шла совсем не о том. Все же адмирал Макаров был ЛИЧНОСТЬЮ, с которой стоило считаться и которую требовалось уважать.

Чуть в стороне от адмирала Ларионова и его свиты, под белыми летними зонтиками стояли две принцессы: русская – Ольга, и британская – Виктория. Ольга легкими карандашными штрихами делала наброски красочного зрелища встречи кораблей эскадры в свой альбом, а Виктория фотографировала все происходящее подаренным ей еще в первый день появления на борту «Москвы» фотоаппаратом-мыльницей. За те четыре дня, что прошли с того момента, когда она появилась на эскадре, принцесса Виктория уже освоилась с обстановкой, перестала вздрагивать от громких звуков, хотя до сих пор повсюду появлялась лишь в обществе своей русской кузины.

За это время темные круги под глазами у британской принцессы исчезли, а лицо от солнца и морского воздуха посвежело и приобрело здоровый румянец, хотя по сравнению со своей цветущей русской кузиной она все еще выглядела довольно блекло.

Обедали, завтракали и ужинали девушки в адмиральском салоне в компании адмирала, полковника Бережного и начальника его штаба капитана 1-го ранга Иванцова. Все это время принцесса присматривалась к своему новому знакомому. После визита на русскую эскадру императора Вильгельма II между ними состоялся откровенный разговор.

За ужином, немного расслабившись после пары рюмок легкого красного вина, Виктория неожиданно высказала вслух адмиралу Ларионову свои мысли о врожденной враждебности технократов – варваров-германцев – всему цивилизованному миру.

– Уважаемая Виктория, – ответил ей адмирал, – все дело в том, что у каждого народа есть свои особенности. Нечто подобное сказанному вами можно повторить и о русских, об англичанах и даже о французах. Но все мы обречены судьбой жить на одной планете и, более того, на территории маленькой Европы, вследствие чего все мы должны искать то, что нас объединяет, а не разъединяет. Ибо альтернативой мирному сосуществованию может стать только всемирная бойня, по сравнению с которой все наполеоновские войны могут показаться обычной кулачной потасовкой ораторов в Гайд-парке.

Вы должны понять – человечество ценно именно своим многообразием, и стоит ли оплачивать миллионами людских жизней бесплодные амбиции политиков, ибо достижение мирового господства просто невозможно. Любая нация, которая попробует достичь доминирующего положения в мире, неважно – силой ли оружия, интригами или деньгами, в конечном итоге будет обречена на поражение. Ибо в ходе этой попытки нация растратит все свои человеческие и материальные ресурсы.

Мы, русские, к примеру, не хотим истреблять ни англичан, ни немцев, ни даже турок. Мы всего лишь хотим, чтобы нас оставили в покое и не мешали бы России развиваться в естественном для нее направлении. Если же на нас нападут, то мы вынужденно будем защищаться и расширять свои границы за счет территорий агрессора. Для России это естественный процесс, который и позволил нашему государству вырасти до исполинских размеров из маленького Московского княжества.

– Я понимаю ход ваших мыслей, мистер Ларионов, – кивнула головой Виктория и задала встречный вопрос: – А как вы думаете, если не годятся оружие, интриги или деньги, то что именно может привести к созданию всемирного человеческого общежития, о котором грезят некоторые мыслители и философы?

– Хороший вопрос, Виктория, – одобрительно сказал адмирал Ларионов, аккуратно промокнув губы салфеткой, – но на него ответил еще Иисус Христос. Только любовь может править миром, и ни что иное, ибо она объединяет людей, а все остальное только разъединяет. Война, политика, власть и деньги – для нас все это есть лишь средство для противодействия тем, кто любви предпочитает ненависть. Только та любовь, которая может себя защитить, чего-нибудь стоит в этом мире.

Виктория молча кивнула в ответ и задумалась, ибо эта мысль оказалась созвучна ее собственным мыслям. Быть может, что с этим человеком у нее и есть что-то общее, в отличие от тех мужчин, которые окружали ее в Лондоне.

Вот и сейчас, фотографируя адмирала Ларионова и всматриваясь в его лицо, она со странным, доселе незнакомым ей трепетом, ловила себя на мысли о том, что этот блестящий адмирал, герой и флотоводец, тонкий политик, умный и интересный собеседник и, как она считает, довольно симпатичный мужчина, когда-нибудь может стать ее мужем.

20 (7) июля 1904 года.

Баку. Старый город.

Штабс-капитан Бесоев Николай Арсентьевич

После моей задушевной беседы с нефтепромышленниками на «Вилле Петролиа», в Баку началась активная «движуха». Похоже, что кое-кто из нефтяных магнатов осознал – чем ему лично грозит участие в массовых беспорядках, и принял надлежащие меры. В городе резко уменьшилось количество агитаторов, требовавших «разобраться с буржуями-кровопийцами, душащими голодом трудовой народ». Полиция и жандармы перестали изображать сторонних наблюдателей и занялись наконец своими прямыми обязанностями – «тащить и не пущать».

Но радоваться было еще рано. Похоже, что представитель Ротшильдов, физиономия которого мне сразу не понравилась, начал активно мутить воду.

В первую очередь меня насторожило то, что посланцы этого господина были замечены рядом с братьями Шендриковыми. А вот это уже было опасно. Из информации, которая имелась в досье о бакинских погромах, я понял, что организаторами этих погромов считались именно эти «братья-разбойники». И еще – рядом с представителем Ротшильдов появились лидеры местных дашнаков. А этим ребятам палец в рот не клади – они обожали отправлять на тот свет своих оппонентов, ибо таков у них был метод ведения политических дискуссий.