Кошки-мышки - Вера Каспари

– Я расстроилась, когда вы отправили меня вниз, – быстро и легко призналась она. – Подумала, вы отослали меня потому, что хотели сообщить Чарли что-то, что собирались скрыть от меня из-за моего теперешнего положения. Но когда из комнаты донеслись крики, я поняла, что все в порядке. Чарли никогда бы не повысил голос, если бы вы сообщили ему дурные известия. О чем вы спорили? Опять о политике?

– Да, – торопливо сказал Чарли. И обратился к доктору: – Там, откуда родом моя жена, не грешно быть демократом. Она привыкла к вашим соратникам по партии, доктор.

Беделия рассмеялась.

– Ты же знаешь, дорогой, я ничего в этом не понимаю. И мне совершенно безразлично, за кого ты голосуешь, главное для меня, что у тебя есть силы затевать споры.

– Иди сюда, любовь моя. – Чарли нуждался в ее близости, в физическом подтверждении ее нежности, чтобы подчеркнуть свое пренебрежение к теориям этого старого дурака доктора.

Доктор окинул их проницательным взглядом, и на его худощавом лице резче обозначились глубокие морщины, отчего оно стало больше похоже на обезьянью мордочку. Доктор Мейерс видел перед собой супругов, полностью доверяющих друг другу. Никакими словами нельзя было бы точнее выразить это. Чарли доверял Беделии. Это была очаровательная сцена: муж и жена держатся за руки, тепло смотрят друг другу в глаза, гордо демонстрируя свою любовь.

Доктор подошел к мусорной корзине, стряхнул пепел с сигары и вновь вернулся к креслу-качалке. Усевшись, он закурил и, раскачиваясь, просидел там, пока не раздался звонок в дверь и в спальню не пришла Мэри доложить о прибытии сиделки.

За ночь буря утихла. Чарли лежал на широкой кровати один и сожалел, что рядом нет жены. Беделия перебралась в старую спальню Чарли. Так велела сиделка.

Эта женщина сразу взяла в свои руки бразды правления в доме. Едва переступив порог, она посовещалась в «логове» с доктором Мейерсом, промаршировала по лестнице и сменила мрачное дорожное платье на форму в синюю и белую полоску. Чарли и Беделия возненавидели ее с первого взгляда. Тем не менее она так их запугала, что они не решались в чем бы то ни было ей перечить. Уродливая внешность сиделки только помогала ей укрепить свою власть, тогда как другие женщины обычно используют для этой цели свою красоту. Если бы на деревенской ярмарке вручали награду самой некрасивой женщине, мисс Гордон, несомненно, получила бы первый приз. Из-под перехваченных тугой сеткой тусклых волос скобой выдавался выпуклый лоб. Между ним и похожим на булыжник подбородком располагалось вогнутое, как суповая тарелка, лицо. Широкий нос был до того плоским, что почти не выделялся на этой вогнутой поверхности. У нее было приземистое тело, красные запястья и вечно недовольный вид.

По ее приказу Чарли спал один. Стояла тихая ночь. Он слышал только журчание реки, столь знакомое, что можно было вовсе не обращать на него внимания и сосредоточиться на других звуках. По роду деятельности Чарли привык прислушиваться к каждому звуку в доме. Сейчас он распознал жалобный звук стальных пружин матраса в комнате, где проводила ночь Беделия.

Под осторожными шагами тихо заскрипел пол. Чарли с надеждой повернулся к двери. Шаги стали слышнее. В предвкушении появления жены у Чарли сильнее забилось сердце. Было так темно, что он не видел, как открылась дверь, зато слышал скрип петель и ощутил цветочный аромат духов.

Затем его буквально оглушил другой звук.

– Это вы, миссис Хорст? – пророкотал хриплый голос.

– Я хотела попить воды, – услышал он ответ Беделии. – Кроме того, я подумала, что следовало бы узнать, не нужно ли чего мистеру Хорсту.

– Для этого есть я! Я и позабочусь о мистере Хорсте.

– Да, но я волновалась. Из-за прошлой ночи, вы же понимаете.

– Он спит. На вашем месте я бы не стала его беспокоить. Возвращайтесь в постель, миссис Хорст. Я принесу вам стакан воды.

Скрипнули петли, дверь закрылась, голоса стихли. Пуховое одеяло и шерстяные пледы никак не могли согреть Чарли. Почему он позволил сиделке отослать его жену прочь? Неужели, вопреки логике, он поверил бредовым предположениям доктора?

– Нет! Нет! – со злостью прошептал он в темноту. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось заснуть.

Утром, когда сиделка обтирала его губкой, он сказал:

– Вы так добры и так заботитесь о моей жене, мисс Гордон. Я слышал ваш разговор вчера ночью.

– Ей не следует ходить по дому ночью, тем более в ее положении. Она может подхватить насморк или споткнуться обо что-нибудь в темноте.

Пока она обтирала своего подопечного, ее грубая кожа покраснела от напряжения и горячей воды. Чарли почувствовал отвращение и твердо решил избавиться от этой ведьмы, как только у него будет достаточно сил, чтобы поспорить с доктором.

Не желая показаться невежливым, он, тем не менее, попытался завести разговор:

– Вы ведь не отсюда, не так ли?

Женщина покачала головой.

– Я сразу это понял. Видите ли, я прожил здесь всю жизнь и знаю почти всех в нашем городе. – Это ее не заинтересовало, но Чарли смело продолжал: – Откуда вы родом?

– Н’Йок. – Акцент это подтвердил.

– А здесь вы давно?

– Пару месяцев.

– Что вас сюда привело?

– Здесь не хуже, чем в других местах.

Он услышал, как Беделия ходит по другой комнате, и нетерпеливо позвал ее. Она тут же поспешила к нему, придерживая наброшенный на плечи халат из ткани шали, словно накидку. Глаза казались чуть припухшими после сна, детский круглый ротик недовольно кривился.

Мисс Гордон холодно посмотрела, как они поцеловались.

– Лучше наденьте халат, миссис Хорст. А не то разболеетесь.

– Спасибо, – смиренно сказала Беделия и послушно надела халат.

Под неусыпным оком мисс Гордон супруги чувствовали себя тайными любовниками. Знаки нежности и внимания приходилось оказывать друг другу украдкой, когда сиделка покидала комнату по физиологическим нуждам (в этом вопросе она обладала поразительным самоконтролем) или готовила на кухне еду для Чарли. Ни от кого из обитателей дома она не принимала помощи. Мэри обижалась по три раза на день, а если Беделия пыталась оказать Чарли хоть малейшую услугу, ее бесцеремонно гнали прочь.

– Миссис Хорст, в вашем положении вы должны вести себя более осторожно.

– Миллионы беременных женщин моют пол и занимаются стиркой, – возразила Беделия. – Я превосходно себя чувствую и не понимаю, почему не могу наполнить термос водой.

Мисс Гордон взяла вакуумную бутылку в свои умелые руки, тщательно вымыла ее и сама налила воды. От ее преданности работе невозможно было скрыться. Беделию это пугало и сильно озадачивало. Мисс Гордон считала, что ее рабочий день длится двадцать четыре часа в сутки.

Чарли прекрасно понимал, что сиделка следует четким указаниям доктора Мейерса. Только она имела право давать пациенту лекарство или даже глоток воды. Чарли не возражал. Он не верил, что существовала хотя бы малейшая причина принимать подобные меры предосторожности, но боялся, что если начнет протестовать, то Беделия узнает о подозрениях доктора. Чарли так любил жену, что не мог допустить, чтобы она страдала, узнав, что стала жертвой истерии старого дурака.