Кошки-мышки - Вера Каспари

Ее настроение не менялось. За ужином Чарли едва ли не почувствовал себя виноватым из-за своего хорошего аппетита. Тарелка Беделии оставалась нетронутой. Лицо ничего не выражало, руки бездействовали.

– Почему ты не ешь? – спросил он.

Она его не слышала. С тем же успехом он мог обратиться к кофеварке.

– Беделия!

Она словно очнулась, встретилась с ним взглядом, безмолвно извиняясь за невнимание. Затем сделала над собой изрядное усилие, и ее губы скривились в улыбке.

Как она любезна, подумал Чарли. Как храбро борется она со своим дурным настроением! И все ради него. Он нежно спросил:

– Что тебя огорчает, Бидди? Ну ведь не эти же уродливые статуэтки, которые ты сегодня разбила. Лично я рад, что их больше нет. Они мне никогда не нравились. Эти штучки, похожие на имбирные пряники, выдают дурной вкус, как мне кажется. Кроме того, маме их подарила ее старая подруга, Аделаида Хокинс, которую я всегда терпеть не мог.

– Чарли, давай уедем.

– Ты с ума сошла?

– Я хочу уехать отсюда. Сейчас же, немедленно. Прошу тебя!

– Моя дорогая девочка…

– Я хочу уехать.

– Почему?

– Мне здесь не нравится.

– Но только сегодня ты говорила, что любишь это место.

Ветер усилился. Он мчался по полям и невысоким холмам, носился вокруг дома, вспучивал реку, забрасывал в каминную трубу свистящие сквозняки. Ни стены, ни двери, ни противоштормовые ставни не могли сдержать его ярости.

– Пусть буря тебя не беспокоит, дорогая. Здесь всегда так. Кажется, будто дом весь шатается до самого основания, но он крепкий, построен на века. Простоял уже сто девять лет и, наверное, будет стоять, когда вырастут наши внуки. – Беделию это не убедило, и Чарли прибавил: – Если тебя пугает река, могу поклясться, что нас не затопит. Сейчас не сезон, а поскольку мы облицевали террасу камнем…

– Мы могли бы уехать завтра утром.

– Да что с тобой такое?

– Я хочу уехать, – сказала она, наклоняясь над столом и глядя на него, прекрасно зная, как действует на него ее взгляд. Она будто не слышала его возражений, полностью сосредоточившись только на желании получить то, чего хочет.

– Моя дорогая, – сказал он терпеливым и монотонным голосом родителя, говорящего с упрямым ребенком. – Я не могу вот так взять и уехать только потому, что тебе вдруг ни с того ни с сего пришла в голову такая идея. Я совершенно не понимаю этой твоей прихоти, ведь я предупреждал тебя, что зимы здесь суровые, и ты говорила, что тебе будет даже интересно пожить в новых условиях. Возможно, на несколько дней нас заметет снегом, но больше мы никак не пострадаем. Дом у нас теплый и надежный, и тут нечего бояться.

– Разве ты меня не любишь?

– Что за вопрос! К любви это не имеет никакого отношения. У меня работа, для меня важно хорошо выполнить заказ в Бриджпорте. От этого зависит мое будущее.

– Мы могли бы отправиться в Европу.

– Ты говоришь, как безумная.

Она молча кивнула.

– В жизни не слыхал более безумной идеи. Уехать! Посреди зимы!

– В следующий четверг отплывает «Виктория Луиза». До этого мы могли бы остановиться в Нью-Йорке.

Чарли был так поглощен своими аргументами, что даже не дал себе труда задуматься, откуда у нее эта информация и с какой целью она все это выясняла. Он говорил о доме, о работе и счете в банке. В этом году он потратил немало денег, путешествовал, женился, купил автомобиль, пополнил гардероб Беделии и отремонтировал дом. От наследства матери мало что осталось. Их доход в основном зависит от его работы. Он честно рассказал об этом Беделии еще до свадьбы, чтобы не вводить ее в заблуждение относительно собственной состоятельности. Тогда она только рассмеялась, поведала ему, в какой бедности жила, каким богатым он ей кажется и насколько все это не имеет значения.

– Пожалуйста, Чарли.

– Ты сошла с ума? – Чарли начал злиться, и хотя старался этого не показывать, голос выдавал его раздражение.

Беделия заплакала. Из глаз потекли слезы, плечи сотрясались от едва сдерживаемых рыданий. Злость Чарли тут же прошла. Он подбежал к ней, обогнув стол, обнял ее, стал целовать мокрые щеки. Она мгновенно уступила столь бурному проявлению любви, обмякла в его объятиях, словно наслаждаясь его силой. Но рыдания не прекратились. В своем отчаянии она была безутешна, точно ребенок, не понимающий причины своего горя. Чарли отвел ее к лестнице, чуть ли не на руках отнес в спальню и усадил в розовое кресло, где она молча просидела все то время, пока он расстилал постель, доставал ее спальные принадлежности и растирал ей виски одеколоном.

Ухаживая за ней, Чарли задумался, почему она так себя ведет, и нашел приемлемый ответ на свой вопрос. Одни женщины в ее положении просыпаются в полночь и требуют маринованных огурцов; другим хочется клубники в январе. Чарли вспомнил о событиях минувшей недели: о праздничном волнении, об усилиях, затраченных на подготовку к Рождеству, о внезапном приступе своей болезни и странном поведении доктора… Все это, должно быть, пробудило в ней трагические воспоминания. Сегодняшний день тоже был полон мелких неприятностей. Человека, привыкшего к теплому мягкому климату, вероятно, очень пугало неистовство зимней бури, дикость ветра и реки.

Он проклинал бурю и молил Бога, чтобы она поскорее кончилась.

Беделия лежала в постели и смотрела, как Чарли вешает ее платье, ставит на полку туфли, складывает корсет и убирает его в нужный ящик. В комнате пахло сухими духами, одеколоном и сухим жаром парового радиатора.

– Не верь ни слову из того, что говорит тебе Бен, – прошептала Беделия.

Чарли обернулся.

– Бен? А он-то тут при чем?

– Он настроен против нас.

Чарли сел на край кровати, взял ее холодную руку в свою и сурово посмотрел на жену.

– Не говори глупостей. Бен отличный парень. Он тебе всегда нравился.

– Он настроен против тебя, Чарли.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Он причинит нам зло. Ему только этого и надо: ранить нас и разрушить нашу жизнь.

Чарли посмотрел в окно, пытаясь оценить силу бури и раздумывая, сможет ли доктор добраться до них сегодня вечером. Тьма превратила незанавешенное окно в зеркало, и Чарли видел в нем отражение ламп, розового кресла и себя на краю постели. Он продолжал держать жену за руку. Это зрелище успокоило его. Мощные стены дома защищали их от метели.

– Прошу тебя, Чарли, давай уедем! Я больше не хочу здесь оставаться, – жалобно сказала Беделия. В ее устах это прозвучало так просто, словно она предложила поехать прогуляться после обеда.

– Что случилось? Бен что-нибудь тебе сделал? Он тебя оскорбил? – В жилах Чарли закипела кровь. Он стиснул кулаки. В висках застучало. Он вспомнил, как Бен Чейни смотрел на Беделию, вспомнил ту ночь в трактире «Джаффни», когда она надела кольцо с черной жемчужиной и ее белая рука лежала в смуглой руке Бена над тарелкой с лобстерами и ломтиками лимона. – Клянусь Богом, я его придушу!