Моя малышка - Мэри Кубика

Стою в ванной своего номера и думаю о том, как скучаю по Хайди, когда вдруг раздается легкий, ненавязчивый стук в дверь. Еще не успел посмотреть в глазок, а уже знаю, кто стоит на пороге. Открываю дверь. Вот и она. Не Хайди, конечно. Хотя на секунду пришла в голову и такая мысль. Вот бы Хайди бросила все и прилетела ко мне в Денвер. А девчонка, проникшая в наш дом, будто захватчица, пусть сама нянчится со своим младенцем. Сумела родить – сумеет и воспитать. А что, Хайди вполне могла бы отправить Зои к Дженнифер, а сама сесть на самолет до Денвера. Устроить мужу приятный сюрприз.

Однако в номер заходит Кэссиди Надсен. На ней черные обтягивающие легинсы и широкая туника с V-образным вырезом, во всей красе демонстрирующая ложбинку между грудями. Кожа белая и мягкая. Так и тянет дотронуться. С шеи свисает кулон на длинной медной цепочке, будто призванный лишний раз притягивать взгляды к декольте. Подвеска скрывается точно между грудей. Кэссиди почти не накрашена, если не считать ярко-красной помады. Такой уж у нее стиль – минимум косметики, акцент на губы. Кэссиди обута в туфли на каблуках высотой сантиметров десять. Шпильки такие же алые, как помада. Как всегда, Кэссиди проходит в комнату, не дожидаясь приглашения. Стою в одной майке и пижамных штанах, продолжая сжимать в руке зубную щетку.

– Предупредила бы, что заглянешь, – произношу сдавленным голосом. – Я бы тогда…

Смущенно умолкаю. Не знаю, что сказать. Окидываю взглядом номер. Небрежно скинутая одежда кучей валяется на полу, а проклятые пижамные штаны облепили, точно вторая кожа, и подчеркивают как раз те места, которые предпочел бы не демонстрировать. Даже не спрашиваю у Кэссиди, зачем пришла. Ее намерения предельно ясны. И действительно, Кэссиди порывисто подлетает ко мне, берет за плечи и касается своими губами моих. Шепчет:

– Как долго я этого ждала…

– Кэссиди… – произношу я. Не уверен, чего в моем тоне больше – укоризны или вожделения. Предпринимаю слабую попытку отстраниться, из последних сил борясь с огромным соблазном поддаться, уступить. Хочется выкинуть навязчивые воспоминания о прежней Хайди из головы. Пусть Кэссиди делает свое дело. Тем более что получается у нее очень даже неплохо.

Однако через некоторое время замечаю, что в ласках Кэссиди, в прикосновениях ее рук нет того тепла, к которому привык с Хайди. Кэссиди действует самоуверенно, даже нагло. Тратить время на такие глупости, как поближе познакомиться друг с другом в интимном плане и понять, что кому нравится, не намерена. Сразу готова взять быка за рога. Ловлю себя на мысли, что Кэссиди все делает не так, неправильно. Вот Хайди переть напролом не стала бы. В ее ласках столько нежности, столько чувства. Вдруг понимаю, насколько соскучился по жене и как хочу сейчас быть рядом с ней. Вот бы меня сейчас ласкала она, а не Кэссиди.

А что бы сказала Хайди, если бы узнала, чем я сейчас занимаюсь? И самое главное – что бы она почувствовала? Хайди, порядочная до мозга костей, не способная никому причинить боль. Даже паука раздавить не может.

– Не надо, – произношу я, сначала мягко, потом тверже, решительнее: – Кэссиди, не надо. Я не могу так поступить с Хайди. Не могу, и все.

Я хочу к жене. Мне ее не хватает. Хочу быть с ней рядом.

Но в ответ Кэссиди награждает меня взглядом обиженного ребенка.

– Крис, ты издеваешься? – сердито произносит она. Причем из себя Кэссиди вышла отнюдь не из-за того, что мой отказ огорчил ее и задел ее нежные чувства. Да и никакой неловкости по поводу того, что неправильно истолковала мои намерения, Кэссиди не испытывает. – Хайди? – произносит она с глубоким презрением. Кэссиди по-прежнему смотрит на меня взглядом капризного ребенка. Губы обиженно надуты. Дело даже не в том, что Кэссиди удивляется, как ее могли отвергнуть. Нет, она искренне возмущена тем, что ей дали от ворот поворот из-за какой-то Хайди.

До чего же скучаю по моей не в меру сердобольной, не в меру добропорядочной жене, которая старается помочь всем – бездомным кошкам, необразованным людям, детям из стран, названия которых даже выговорить не могу. Азербайджан, Кыргызстан, Бахрейн.

Теперь хочется только одного – чтобы Кэссиди поскорее ушла. Пульс стучит где-то в ушах. Ладони намокли от пота, голова закружилась. Запихиваю ноги в стоящие у двери ботинки. Кэссиди, смеясь, окликает меня. Спрашивает, куда я собрался. Опираюсь о стену, а Кэссиди между тем снова зовет меня по имени, будто надеется таким образом заставить передумать.

Рассказываю Луизе Флорес, что Джозеф приносил мне еду два раза в день и дважды же приходил забирать посуду. Говорю, что не выпускал даже в туалет по-маленькому. Время от времени забирал и выливал банку, которую поставил в моей комнате, но в спальне все равно стоял запах мочи. Джозеф по-прежнему регулярно наносил мне ночные визиты. Отпирал замок, заходил и приказывал раздеваться. Каждый раз, после того как Джозеф уходил и ложился спать, проверяла дверь – вдруг забыл запереть? Целыми днями сидела в комнате и молилась, чтобы однажды Джозеф не запер дверь.

Мэттью не приходил. С того дня, как он с трудом перебрался через порог, ни разу его не видела. Говорю, что Айзек ко мне не заглядывал, только время от времени слышала его голос то из одной части дома, то из другой. Мне теперь в эти комнаты доступа не было. Рассказываю, как в окно спальни видела, что растаял снег. Тротуары на улице были все в ямах и канавах, и теперь они до краев заполнились водой, превративших в глубокие лужи.

Из комнаты разрешалось выходить только раз в день, и то лишь затем, чтобы сходить в туалет по-большому. При этом Джозеф стоял в дверях и наблюдал за мной. А один раз не дотерпела. Джозеф потом несколько дней не выдавал мне нового белья, пока все ягодицы не покрылись сыпью, какая бывает только у младенцев. Слышала, как Джозеф и Айзек смеялись над тем, что я обделалась.

Но однажды ночью с Божьей помощью наконец произошло чудо, которого я так долго ждала. Удовлетворив со мной свои потребности и вернувшись к себе в спальню, Джозеф забыл-таки запереть замок. Я сидела на кровати, ожидая, что сейчас раздастся этот ужасный звук – звон металлического ключа в замке. Но услышала только, как заскрипели половицы в коридоре и как жалобно скрипнули пружины матраса, когда Джозеф обрушился на них всей массой. Для верности выждала час, потом встала и тихонько прокралась к двери. Взялась дрожащими пальцами за холодную бронзовую ручку и медленно повернула.

Рассказываю миссис Флорес, как достала нож из ящика на кухне. У нас был набор столовых приборов из двенадцати предметов, и я выбрала самый большой нож, многоцелевой, длиной дюймов десять, не меньше. Говорю, что в нерешительности застыла посреди темной кухни и смотрела в окно на бледную луну, хотя на самом деле уже все решила. В доме стояла звенящая тишина, только шипел отопительный котел и вода булькала в трубах.

Хотя откуда я знаю, тихо в ту ночь было в доме или нет? Я ведь из комнаты не выходила, пока Мэттью не отпер дверь.

Рассказываю, как на цыпочках вошла в спальню и замерла на пороге, глядя на безмятежно храпящего Джозефа. Тело моего врага, раскинувшееся на широкой кровати, внушало глубокое отвращение.