Смертельные послания - Джон Г. Мэтьюз

– Мне потребовалось четыре минуты, чтобы поймать кеб, а на улицах в это время были ужасные пробки.

Манн медленно кивнул:

– Весьма правдоподобное объяснение потери тех нескольких минут, в течение которых вы, по вашему утверждению, не находились у мисс Каллен, не так ли?

– Думайте как вам угодно.

Финли произнес эти слова спокойным тоном, в котором прозвучала нотка презрения, но Ардженти сквозь стеклянный экран заметил, как передернулось его лицо.

Брендан подождал, пока Уэлан запишет показания.

– Вы говорите «незадолго» до девяти пятнадцати. Что конкретно это означает: девять двенадцать, девять тринадцать? – попытался уточнить он.

– Я не помню точно. Что-то около этого.

– А-а, понятно. Зато вы точно помните, что ушли от мисс Каллен в восемь сорок. Почему же вы с такой же точностью не помните, когда вернулись домой?

Джеймсон снова закрыл на мгновение глаза. Вопросы, которые Джозеф подготовил для Манна, начинали достигать цели: подозреваемый занервничал.

– Потому что в тот момент время не имело для меня особого значения. Ужин был запланирован на девять пятнадцать, я успевал к этому сроку, и у меня еще оставалось несколько минут в запасе, – объяснил он.

– Несколько минут? Две, три или все-таки пять? В девять пятнадцать или в девять десять? Вы должны понимать, какое огромное значение имеет время вашего возвращения домой. Оно свидетельствует о том, во сколько вы покинули мисс Каллен.

Финли ничего не ответил и лишь слегка покачал головой. По выражению лица молодого человека Ардженти заметил, что нервозность у него уступила место усталому безразличию.

– Повторяю еще раз, сэр, – вы умышленно скорректировали время вашего ухода от мисс Каллен, чтобы скрыть содеянное вами, – заявил Брендан.

– Не смешите.

– В действительности вы ушли от нее в восемь сорок три, как показывает сержант Роулингс, – после того, как в течение нескольких минут жестоко истерзали и убили ее.

Джеймсон молчал, но Джозеф видел сквозь стекло, как он стиснул зубы.

На губах Манна появилась легкая улыбка, которую заключенный не мог не видеть в зеркале.

– Имейте в виду, – сказал Брендан, – с учетом обстоятельств понять, почему вы так хотите забыть эти минуты, стереть их в памяти, совсем не трудно.

До сих пор Финли стоял к нему спиной, но после этих слов он резко повернулся. В его глазах сверкала ярость.

– Я все прекрасно помню, детектив, – отчеканил он. – Мое сознание было тогда совершенно ясным, а у меня…

Джеймсон осекся и опять отвернулся к зеркалу, словно до него только в этот момент дошел смысл слов, которые он собирался произнести.

– Ну-ну, продолжайте. Что вы хотели сказать?

– Ничего, детектив… не имеет значения.

Он покачал головой, и Ардженти увидел, что к нему вернулось его обычное хладнокровие.

– Достаточно сказать, что ваша версия глубоко ошибочна, – закончил Финли.

Ардженти рассказал Софии новости о Джеймсоне, когда в тот вечер, за час до ужина, она принесла ему в кабинет кофе.

Женщина схватилась рукой за щеку, будто неожиданно испытала зубную боль:

– Боже, какой ужас! Он производит такое приятное впечатление… Похож на настоящего джентльмена. Я знаю, на первых порах у тебя с ним были разногласия, но ты сказал, что начинаешь понимать его.

– Да, действительно.

– Тесно сотрудничая с ним, ты должен был заметить, что с ним что-то не так.

– Да, пожалуй.

София внимательно посмотрела на мужа и поняла, что в его душе борются противоречивые чувства.

– Ты ведь не веришь в это, правда? – догадалась она. – Это наверняка какая-то чудовищная ошибка.

– В этом деле есть некоторые несоответствия. Джозеф постучал пером по блокноту, в котором делал записи. – Мне необходимо сохранять объективность, чтобы наши с ним личные отношения не влияли на ход расследования.

В самом деле, если бы детектив не смог абстрагироваться от этого, ему пришлось бы отказаться от ведения этого дела. Но говорить об этом он не стал.

Миссис Ардженти продолжала смотреть на него. В ее взгляде можно было прочитать: «То, что ты говоришь, понятно, но не рассчитывай на понимание с моей стороны».

– Ужин будет через час, – сказала она и вышла из кабинета.

По более энергичному звону посуды и отсутствию аккомпанемента в виде напеваемой вполголоса песенки, Джозеф понял, что известие ее расстроило.

Он вернулся к своим записям. Итак, в двух случаях, когда убийство происходило неподалеку от них, Джеймсон отсутствовал в течение нескольких минут. Кроме того, серия убийств в Нью-Йорке началась спустя несколько месяцев после того, как Финли прибыл сюда из Лондона. Не в этом ли кроется причина того, что он является лучшим учеником Колби, который, судя по всему, глубже других проник в психику Потрошителя?

Имелись и другие совпадения: лезвие трости англичанина вполне подходило по длине, чтобы его можно было использовать для потрошения жертв; его искусное владение им, а также познания в области анатомии; кровь на его руке в опере; его общение с Элли Каллен…

Любое из этих совпадений могло быть случайным, но все вместе, да еще в сочетании со свидетельством Роулингса, они казались неопровержимым доказательством его вины.

Но что больше всего беспокоило Ардженти, так это резкие перемены в настроении Финли во время допроса. Угрюмое выражение и грусть в его глазах внезапно уступали место презрительному взгляду и самодовольной ухмылке – и наоборот.

Такая способность идеально вписывалась в тактику убийцы. В приступе ярости он увечил и убивал девушку, а в следующую минуту оказывался спокойным, уравновешенным джентльменом, вышедшим немного прогуляться. Можно ли придумать лучший способ сливаться с толпой?

Джозеф вспомнил о том, какой дискомфорт испытывал поначалу в общении с Джеймсоном. О том, как думал, что они не смогут работать вместе. Не этому ли его свойству он никак не мог дать определение? Может быть, он тревожился вовсе не из-за их несходства, а из-за дисбаланса в душе напарника, являвшегося признаком чего-то потаенного и темного? Но тогда он отбросил в сторону эту тревогу ради пользы дела.

Во время его визита в дом Финли на Гринвич-стрит утром того же дня горничная Элис тоже жаловалась на неуравновешенность своего хозяина.

– Да, временами мистер Джеймсон срывался на меня – без особых причин, надо сказать. Но мне в голову не могло бы прийти… О Господи!

Элис всхлипнула и прижала ко рту ладонь. Глаза ее расширились от страха. Запинаясь, она рассказала Ардженти, что однажды видела, как он что-то делал в кухне с окровавленными сердцем, печенью и почками.