Чужая дочь - Елена Арсеньева

– Одно утешение – у меня сын, – довольно сказал Полищук. – Но тоже, бывает, характер показывает! Оболтус… А твоя – это из-за того парня, что я у вас видел? – спросил он безразличным тоном.

– Да… – тяжело вздохнул Михаил Иванович.

– А я его знаю, – безразлично обронил Полищук. – У меня память фотографическая. Правда, фамилию пару дней вспомнить не мог. Он же Морозов?

– Морозов. А почему ты его вспомнил? – насторожился Михаил Иванович.

– Я же говорю, – повернулся к нему Полищук, – у меня память фотографическая.

– Погоди, погоди, Мирон, – с беспокойством сказал Говоров, – на этого Морозова у вас что-то есть?

– В наших архивах много интересных документов можно найти, – загадочно ответил Полищук.

* * *

Тасе хотелось сделать это давно, однако она сдерживала себя. Было так страшно снова нарваться на Лилину жестокую отповедь… Но еще больше хотелось слышать ее голос.

Может быть, девочка уже успокоилась? Уже не злится? Может быть, прочитав то письмо, которое оставила ей Тася, она смягчилась?

Тася, конечно, ждала, что Лиля позвонит или приедет. Но, может быть, она стесняется – после той ужасной ссоры?

Надо ей помочь. Надо пойти навстречу. И вообще, что такое письмо?! Лучше с ней поговорить!

Конечно, Тася отлично понимала, что отправиться в Дом с лилиями у нее не хватит храбрости. Но по телефону позвонить…

Но решиться позвонить по телефону тоже оказалось непросто!

И вот наконец она решилась.

Молилась Богу, чтобы трубку взяла Лиля или хотя бы Варвара! Но Бог нынче, видимо, был занят другими делами, и Тасины мольбы до него не дошли.

В трубке зазвучал голос Маргариты!

– Алло, здравствуйте… это Таисия Шульгина, – нетвердо сказала Тася. – Можно мне с Лилей поговорить?

Тася расслышала, как Маргарита, стоя у телефона, шумно перевела дух и ледяным голосом ответила:

– Моя дочь в вас не нуждается. Более того, она вас видеть не хочет. Вам это понятно?

– Маргарита, прошу вас, не кладите трубку, просто скажите мне, как Лиля, – взмолилась Тася.

В ответ раздались короткие гудки.

Тася представила себе Маргариту – великолепно причесанную, в нарядном платье или в таком роскошном халате, что его тоже можно принять за нарядное платье… Маргариту, которая забрала себе ее, Тасину, дочь, вцепилась в нее – и не отдает, потому что только этим может удержать около себя Михаила.

Пусть его берет, но Лиля… Лиля – это последнее, что осталось в жизни у Таси, ее последняя радость.

Конечно, теперь ей живется легче, у нее есть заботливый муж, но… врут те люди, которые говорят, что жалость для женщины – это первый шаг к любви. Тася жестоко ошиблась, приняв жалость за любовь! Она хотела укутать себя любовью Шульгина, как теплым одеялом, но попала в такой капкан…

Потому что она честный человек, который не может только брать. Ей хочется отдавать – но что? Ей нечего дать Шульгину! Она вся принадлежит Михаилу и Лиле!

Чужому мужу и чужой дочери…

Тася обнаружила, что все еще стоит около телефона и слушает гудки, и положила трубку.

Подошла к стене, на которой висела Лилина фотография. И Лиля там еще маленькая… Лет десять ей, не больше… Сейчас она совсем другая.

Эта фотография – все, что есть у Таси. Когда же она сможет снова увидеть дочь?

Раздался звук открываемой двери, а потом голос Шульгина:

– Тасенька! А у меня окно!

Шульгин с недавних пор вел занятия в партшколе.

Тася отскочила от портрета Лили и села за стол, где лежали ее тетради. Она готовилась к поступлению в училище, но слишком часто печальные мысли отвлекали от работы. Однако Дементий так огорчается, когда видит ее тоскливо глядящей на фотографию Лили…

– Решил забежать посмотреть на тебя. На!

Перед Тасей лег на стол огромный букет ромашек.

– Спасибо! – прошептала она, не очень ловко уворачиваясь от поцелуя.

Но Шульгин был приметлив…

– А почему глаза на мокром месте? – спросил он обеспокоенно.

– Дементий, я с утра совершенно не изменилась! – нахмурилась Тася, вскочила и поспешно вышла – поставить в вазу цветы.

Любовь Шульгина и трогала ее, и злила. Злила прежде всего потому, что ответить на нее было нечем, кроме благодарности, но нельзя же вечно жить с чувством неисполненного долга, да и не благодарности хотел от нее муж!

– Ты обедать будешь? – спросила Тася из кухни.

– Да, – сдержанно ответил Шульгин. И вдруг до нее донеслось изумленное: – Тася?!

Она торопливо вошла с тарелками в руках.

Шульгин держал листок бумаги. Медленно, словно не веря глазам, прочел вслух:

– «Я, Таисия Александровна Шульгина, прошу зачислить меня на первый курс медицинского училища»… Это что?!

– Ну как что, это заявление, – пожала она плечами.

– А почему в медицинское? – недоумевал Шульгин.

Тася отвела глаза.

– Ясно…

Шульгин вскочил и отшвырнул палку так резко, что Тася испуганно вздрогнула, а он… он вдруг пустился вприсядку!

– Эх, яблочко, куда ты котишься, к черту в лапы попадешь, не воротишься!

И с какой же яростью спел он эту веселую песенку…

– Тася, – остановившись, хрипло выдавил Шульгин, – ты хочешь быть моей сиделкой? Делать мне уколы? Банки, клизмы? Так этого мне не надо! Мне нужна жена, а не патронажная сестра.

Схватил ее заявление, скомкал, бросил на стол.

– Прости, Дементий, – сдавленно прошептала Тася. – Я хотела как лучше.

– Скажи, пожалуйста… – Шульгин шагнул к ней, тяжело дыша, – ты видишь во мне только инвалида? Я тебе так противен?

Тася затрясла головой, отвернулась. Слезы подкатили к глазам.

Шульгин схватил ее руку, прижал к своей щеке:

– Я тебя жду каждую ночь. Не тороплю, Тася, но мы не можем жить как соседи. Я хоть и инвалид, но все-таки мужчина. А ты – умная, молодая, красивая женщина, моя жена. Ты моя жена, ёшкин кот!

– Дементий! – уже не скрывая слез, простонала Тася и бросилась вон из комнаты. – Я приду к тебе! Я приду!

Голос Шульгина заставил ее замереть:

– Только жалости и одолжения мне не надо.

Обернулась, беспомощно стиснув руки:

– Я стараюсь полюбить тебя, Дементий!

– Постарайся, – глухо сказал Шульгин. – Только поскорее.

* * *

– Папочка, звал? – Лиля сбежала с лестницы и положила руку на плечо отца, сидевшего в кресле.