Тайны серебряного века - Анатолий Терещенко

— Штабс-капитан Петр Георгиевич Ковальский.

— Моя супруга — Надежда Плевицкая.

— Николай, ну ты удивил: кто же не знает «курского соловья», ставшего всемирно известной певицей! Ковальский поцеловал протянутую ею руку.

— Проходи, Петя, проходи, — предложил Николай, когда он открыл входную дверь. — Вот и хорошо, что ты приехал сегодня. У нас будут гости…

После весело проведенного вечера (было уже позднее время) Ковальскому хозяева предложили переночевать. А наутро решили пройтись по парку.

Ковальский больше интересовался, как живется его другу в Париже.

Говорили друзья тепло и непринужденно. Петр рассказывал о жизни в Москве, о великих стройках претендующего в великие державы государства.

— Что случилось со Слащевым? — неожиданно спросил Скоблин.

— Устроился Яков Александрович хорошо — преподавал в Военной академии и на командирских курсах «Выстрел». Погиб нелепо от руки невменяемого еврея. Говорят, это была месть за брата…

Несколько слов о командующем 2-м армейским корпусом генерал-лейтенанте Я. А. Слащеве. Это был смелый, решительный и умный командир. Имел девять ранений. Чтобы уменьшить невыносимую боль от ранения в живот в 1919 году, он стал колоть себе обезболивающее — морфий, а потом пристрастился к кокаину. После того как войска Русской армии покинули Крым, жил в Константинополе, где резко критиковал Врангеля, за что по суду был уволен со службы без права ношения военной формы.

По некоторым данным, в 1920 году Слащев лично приходил на переговоры к красным в занятый ими Корсунский монастырь под Бериславом и был свободно отпущен полномочным комиссаром Дзержинского.

Вообще Дзержинский до последних дней жизни к нему хорошо относился. Летом 1920 года, когда беременная жена Слащева Нина Нечволодова попала в руки большевиков, местные чекисты не решились ее расстрелять, а отправили в Москву, где ее допрашивал лично хозяин ВЧК. Он поступил по отношению к ней благородно — не только отпустил ее, но и переправил через линию фронта к мужу. После объявленной Советским правительством амнистии Слащев с семьей выехал из Константинополя в Москву, где устроился на преподавательскую военную службу.

Интересны воспоминания генерала армии П. И. Батова по оценке лекторского мастерства бывшего белого генерала на курсах «Выстрел»:

«Преподавал Слащев блестяще, на лекциях народу полно, и напряжение в аудитории было порой, как в бою. Многие командиры — слушатели сами сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал не жалел ни язвительности, ни насмешки, разбирая ту или иную операцию наших войск».

Генерал был убит 11 января 1929 года выстрелом из револьвера неким Лазарем Львовичем Коленбергом в служебном кабинете. Следствие велось в течение полугода. У Коленберга идея об убийстве возникла как реакция на жестокие репрессии и бесчинства по отношению к еврейскому населению со стороны белогвардейцев и убийство ими родного брата в Николаеве. Медкомиссия признала его невменяемым. Дело было прекращено и сдано в архив, а Лазарь Коленберг был выпущен на свободу.

Но вернемся к результатам вербовочных бесед Ковальского со Скоблиным и Плевицкой. Не будем вдаваться в подробности вербовочного разговора агента ОГПУ Ковальского.

Наверное, был и последний вопрос Ковальского к Скоблину, очевидно, такого порядка:

— Я жду теперь от тебя прямого ответа — ты с нами или против нас? Ответ со слезами на глазах был однозначен — с вами!

Разными авторами он подается по-разному. Главное, они — Скоблин и Плевицкая — дали согласие на негласное сотрудничество.

Генерал Скоблин 10 сентября 1930 года в присутствии Ковальского написал в ЦИК СССР заявление с просьбой о персональной амнистии и предоставлении советского гражданства, в котором он брал на себя обязанность быть секретным помощником органов ОГПУ. По всем правилам оперативного жанра, он написал подписку о добровольном желании оказывать помощь оперативникам госбезопасности с обязанностью в первую очередь сообщать «…о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны». В конце расписки он написал, что будет «…хранить в тайне факт сотрудничества с органами советской разведки и все исходящие документы… подписывать псевдонимом «Фермер». Те же самые действия повторила и Надежда Плевицкая, ставшая теперь для советской разведки «Фермерша».

С этих пор в штабе РОВС заработала агентурная пара, которая, практически вместе с другими советскими «кротами», буквально вывернула наизнанку все Белое движение за границей. Теперь перед ГПУ, а потом и ОГПУ многих тайн РОВС не существовало.

Жалованье ему положили небольшое по меркам сегодняшнего времени — всего 200 американских долларов. Но по тому периоду покупательная способность этих денег была совсем иная, чем сегодня.

А дальше для наших героев понеслась другая, двуликая жизнь.

Скоблин как агент ОГПУ, а затем НКВД помог своей информацией ликвидировать органами государственной безопасности боевые кутеповские дружины. По его наводке было арестовано 17 агентов-террористов, заброшенных в СССР, и установлено 11 явочных и конспиративных квартир в Москве, Ленинграде, Закавказье. Он способствовал прояснению обстановки в связи с грызней внутри РОВС, в частности попытки генерала Шатилова снять с должности руководителя союза генерала Миллера, и др.

Так, о роли генерала П. И. Шатилова «Фермер» доносил в Москву:

«Главную роль во всем РОВС играет генерал Шатилов, который, пользуясь своим влиянием на генерала Миллера, держит все и всех в своих руках. Практически РОВС — это он. Миллер — представительство…»

* * *

В народе говорится: не суди, да не судим будешь. Скоблин совершил тайное предательство в отношении своих товарищей по Белому движению, осудив их своеобразно — ради денег став агентом ОГПУ, а потом НКВД. Действительно, переубедили его не столько идеями, сколько деньгами. Он, наверное, верил, что сумеет перехитрить свою контрразведку, что план операции будет выполнен без помарок и он не оставит следа для подозрений в его причастности к «мокрому» делу. Так, во всяком случае, его заверяли те, кому было поручено осуществить захват руководителей РОВС. Но не получилось с захватом Миллера, — пришлось срочно ретироваться, удирать через Францию в Испанию, где в это время было много советских волонтеров, принимавших участие в гражданской войне на стороне республиканцев.

После того как Скоблин бежал, его жену Надежду Плевицкую арестовало французское Второе бюро — контрразведка. В ходе обыска на квартире нашли доказательства сотрудничества четы с органами госбезопасности СССР. Ее обвинили в оказании помощи НКВД, в чем она под воздействием неопровержимых улик и допросов «с пристрастием» вынуждена была признаться.

Певица, которой казалось, что они с мужем выбрались из заточения невзгод, поправили свое материальное положение и собрались вернуться на Родину не только прощенными Советской властью, но и с заслугами на тайном фронте, оказалась в каменном мешке.