Песнь тунгуса - Олег Ермаков

Золотоглазый поднялся повыше, повернул голову и покосился в сторону и вниз. Брат скользил по снежным пятнам и камням. Золотоглазый взбирался еще выше, ощущая спокойное дыхание Белых Вершин. И тут он хорошо видит Рыжебрюха, Сурка, крупного, проспавшего всю Зиму, все метели, ледяные Дожди и нашествия Ветров. Он стоит, скрестив лапки на рыжем брюхе, греется в лучах Золотого Ока. Золотоглазый берет в сторону, так, чтобы Брат полз по склонам, он видит черную спину Рыжебрюха. Еще мгновение медлит, примериваясь, и складывает крылья, прижимает их к бокам, и увесисто устремляется вниз, как великая кедровая шишка, набитая зрелыми орехами. Он несется на Рыжебрюха, сверля его своими золотыми глазами. Рыжебрюх укрупняется, видны его сияющие шерстинки, прилипший к спине комочек смолы, округлые ушки… Внезапно раздается оглушительный свист-визг, и Рыжебрюх, подпрыгнув на своем месте, вдруг падает в дыру сбоку, только легкое облачко пыли вздымается. Когти Орлана скрежещут по валуну над норой, и он взлетает, в досаде крокоча. Братья Рыжебрюха умнее Брата Золотоглазого. Это один из них высунулся из соседней норы, увидел Смерть на крылах над черной головой ротозея Рыжебрюха и успел оповестить его.

Орлан свирепо смотрит на эту нору брата Рыжебрюха. Она уже пуста.

Золотоглазый летит по распадку. Ладно, пускай они жиреют, эти Сурки. Еще придет черед Рыжебрюха и его братьев.

Золотоглазый вылетает из распадка. Дальний Ветер Бешеной Реки убрался восвояси. Золотое Око косо смотрит из-за Моря. Скоро Золотое Око улетит к своим запредельным гнездам, отсветы которых будут всю Ночь видны повсюду над Деревом Орланов.

Сопровождали его сержант Архипов и рядовой Чеботарев, длинная дылда, ага. Они пересекали плац, пыльный, огромный, с крошечной трибункой из сваренных труб и красной тряпкой знамени на флагштоке. Голенища кирзовых сапог стучали по ногам. Да, сапоги у него были старенькие, перекошенные, потрескавшиеся, с чужой ноги. Новенькие сразу забрали. И ремень, хэбэ, только портянки оставили.

В степи далеко завивались пыльные вихри. Не было тут нигде леса, словно выстригли землю, как барана. И теперь по боку этого горячего барана они и шли. Шли и шли.

Шли.

— Чё-то… отрыжка, мля, — бормотнул маленький щекастый рыжий сержант в пилотке, с облупленным красным носом.

Чернявый Чеботарев только громко зевнул в ответ.

Мишка молчал. Споткнулся. Оба сопровождающих посмотрели на него.

— Чё-о, чурбан? Спотыкаесся? Ходи тут, бляха, с тобой, — проговорил рыжий сержант.

Мишка промолчал.

Чеботарев снова громко разодрал рот в зевке.

— Умбб, не выспался…

— На губе отоспится, — сказал сержант.

— Да, грю, я не выспался… чегой-то, — возразил Чеботарев.

Сержант взглянул на него, отвернулся и длинно сплюнул.

Они шли дальше.

— Сигареты кончились, — говорил сержант, — до получки еще хер знает скоко. И посылки не шлют. Сидим здесь, как на другой какой-то планете, бляха.

— Даууурия! — дурашливо воскликнул Чеботарев.

Плац был каким-то бесконечным, о-ё… Но одноэтажные строения приближались.

Навстречу им попался чумазый парень из ремроты.

— Здорова!

— Здорова!

— Че? Куда трюхаете, мужики?

Чеботарев взглянул на сержанта, мол, пусть и отвечает, но тот не хотел, смотрел в сторону.

Пришлось Чеботареву ответить:

— В штаб.

— А че?..

— Да… — Тут рот Чеботарева снова распахнулся в зевке. — Убрр, падла. Фуй. Так.

И они пошли дальше.

Перед штабом сержант поправил пилотку, приставив ладонь ребром к носу и звездочке, чтоб ровно сидела, одернул полы хэбэ.

— Сейчас Гомель промоет тебе мозг, — проговорил он сквозь зубы.

Они взошли на крыльцо, открыли дверь. Откуда-то выглянул дневальный с красной повязкой.

— Что такое?

— Сгинь, — цыкнул Чеботарев.

И дневальный исчез. Они прошли по сумеречному коридору в солнечных полосах из каких-то щелей, мимо знамени в стеклянном футляре, мимо бюста какого-то полководца. Остановились перед дверью. Сержант кивнул Чеботареву, и тот постучал осторожно. «Ну?!» — ответила дверь. И Чеботарев открыл ее.

— Разрешите?..

Обернулся и посмотрел на сержанта с Мишкой. Те вошли в кабинет. За столом, затянутым зеленым сукном, сидел черноглазый и чернобровый офицер с лысиной.

— Тащ майор, разрешите доложить, — каким-то не своим, оловянным голосом заблажил сержант, — сержант Архипов и рядовой Чеботарев прибыли.

— А этот? — спросил трубным голосом майор, указывая на Мишку.

— А это Мальчакитов и есть, — ответил сержант.

— А как будто и нет? — спросил с усмешкой майор.

Сержант замялся, переступая с ноги на ногу.

— Есть или нет? — не отставал майор.

— Так точно.

Майор прихлопнул по столу литой ладонью.

— Не соскучишься с вами. Ладно. Кто его поймал?

— Я! — гаркнул Чеботарев.

— Манда, — тут же отреагировал майор.

— Рядовой Чеботарев, — поправился Чеботарев.

— Ну, — сказал майор. — Как? Где?

Чеботарев начал рассказывать.

— Короче, — оборвал его майор, — на реке. А ты возвращался в часть на уазике. Ясно. Ну, суслик, — обратился он к Мишке, — чего тебя туда занесло?

Мишка молчал, по щекам его тек пот.

— Он по-русски шарит? — спросил майор у сержанта.

Тот щелкнул каблуками сапог.

— Так точно!

— А, мм, обычная история. Кашу есть иди, ага, с удовольствием. Отвечай за проказы — моя твоя нихт шиссен да нихт ферштейн.

Сержант и Чеботарев засмеялись.

— Ты бурят?.. А, да, вспоминаю. Эвенк. Ну, эвенк, и чего? Чего тебя туда понесло, какая такая блядь? Мысль неразумная? Я говорил вам, что вы тут забудьте на два года все ваши капризы. Все. На два года вы все — суслики. Ремонт техники и рытье капониров. Никаких рек и пляжей. Виртуозы рытья и ремонта — вот вы кто. А потом уже, как хотите. Ну?

Мишка молчал.

— Степь как тундра, чего тебе еще надо? Откуда ты?

— Он таежник, тащ майор, — сказал Чеботарев.

Майор тяжело взглянул на говорившего.

— Не тебя, кажется, спрашивают. Есть у него язык? Или проглочен?.. Тебя, сынок, что, били? Били? — свирепея, спросил он уже у сержанта и перевел взгляд на Чеботарева.

— Никак нет! — ответил сержант.