Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

Нахлынувшая волна этой энергии заставила синюю тигрицу зарычать на него. Я бы упала лицом вперед, не подхвати меня Домино и Криспин.

— Ты сейчас вызовешь ее зверя, мама, — сказал он, продолжая приближаться к нам, и это приближение синей тигрице не понравилось, зато белой — вполне. Черная обнималась с Домино и ни на что не обращала внимания. Синяя пыталась повернуть меня к мальчику, белой нравился Виктор, черная и без того была довольна. Как будто внутри меня жили три соседки в одной комнате, и каждой нравились разные парни.

— У тебя нет права вмешиваться, — ответила ему Вивиана.

— Отец предупреждал тебя, что это нельзя делать, — возразил он, опускаясь на пол рядом с нами.

Он был в темном костюме, глаза спрятаны за очками, но никакое цветное стекло не могло бы скрыть рвущуюся из него силу. Ее было достаточно, чтобы белая тигрица знала, как выглядят за очками эти глаза.

Я встала на колени, Криспину пришлось отпустить мою руку, но он держал меня за плечо. Домино сполз по мне ниже, как не желающая сниматься одежда. А мои руки потянулись к очкам.

Виктор перехватил их, уставился мне в лицо, будто пытаясь увидеть то, что у меня за спиной. Потом поднес мои руки к лицу, понюхал.

— Не может быть.

— Я тебе говорила, Виктор, в ней есть они все, — сказала ему Вивиана.

Он поднял голову — я отчетливо увидела его глаза, но светлые линзы скрывали то, что мне нужно было видеть. Сама не узнавая собственного голоса, будто кто-то чужой заговорил у меня в голове, я сказала:

— Сними их.

— Что? — заморгал он.

— Сними их, — повторила я.

— Зачем? — спросил он и отпустил мои руки.

Я покачала головой, не зная сама ответа, и потом он нашелся:

— Мне нужно видеть твои глаза.

— Зачем? — снова спросил он.

Я потянулась вверх, и на этот раз он меня не остановил. Взявшись за очки в тонкой металлической оправе, я осторожно потянула их вниз, пока не показались светлые глаза тигра, Они были синие, но темнее, чем у Криспина, но все равно того же цвета и формы, которые за человеческие не примешь — разве что очень не хочешь видеть того, что есть на самом деле.

Я стояла перед ним на коленях, держа в руках его очки, и глядела в глаза. Но не только глаза: они были лишь признаком того, что нужно моей тигрице. А было это — сила, которая в нем. Только теперь я поняла, как, в сущности, слаб был каждый тигр, к которому я прикасалась до этого.

Виктор смотрел на меня, вот этими идеальными глазами. Потом сглотнул слюну так, что даже слышно было, и спросил дрогнувшим голосом:

— Значит, ты и вправду тоже королева?

Я подалась к нему — нет, не для поцелуя, а так, будто его сила — гравитация, которая притянула меня.

Он встал, чуть пошатнувшись. Я потянулась к нему, и назад меня потянул Криспин. Они с Домино удержали меня объятиями, но у меня было ощущение, будто я услышала в голове музыку, ранее незнакомую совсем. Их прикосновения тонули в силе Виктора.

Он снова надел очки и обернулся к матери.

— Отец открыто запретил тебе вызывать ее силу, пока он с ней не увидится.

— Здесь я Чанг, а не ты.

— Ты правишь кланом белого тигра, и я никогда не оспаривал твою власть. Но во всем остальном отец велел мне править его владениями. Когда ставишь силу тигров выше блага города и его граждан, ты нарушаешь правила, установленные твоим господином, моим отцом.

— Ты лишишь Домино и Криспина единственной королевы их клана, которую им довелось в жизни встретить?

— Я никогда не стану на дороге судьбы другого клана, мать. Но скормить ей Синрика ты не имеешь права. Посмотри, что она уже сделала с Криспином и Домино.

Что-то в его интонациях заставило меня посмотреть на двух оборотней, оставшихся около меня. Криспин и раньше смотрел на меня с этой преданностью, но увидеть ее в глазах Домино — это было неправильно. Очень неуместная щенячья преданность на гневном и надменном лице, просто сердце томило ее видеть. Не то чтобы я была к Домино неравнодушна — я вообще впервые его видела, но потому что не должен ни один взрослый так смотреть. Я этот взгляд видала раньше — на лицах вампиров. Я — истинный некромант, и взываю к мертвым любого вида, но звать так оборотней — мне не положено. Так — нет.

— Господи! — сказала я и попыталась встать. Домино за меня цеплялся, и я подавила в себе желание в панике хлестнуть его по морде. — Я питалась твоим гневом, черт побери, гневом! Не должен ты на меня так смотреть!

Он обратил ко мне спокойные глаза.

— Твою мать, — сказала я беспомощно.

— Анита, Бернардо, отвечайте! Что там происходит? — спросил Эдуард.

— Эдуард, подожди, потом. — Я обернулась к Виктору. — Ты можешь это исправить?

— У Аниты все под контролем, — ответил Эдуарду Бернардо.

Выражение его лица не соответствовало уверенности тона, но он решал сомнения в мою пользу.

Виктор посмотрел, куда я показываю, — на Домино.

— Ты имеешь в виду — освободить его от твоей власти?

— Да.

— Ты — королева, — вмешалась Вивиана. — Никогда не проси о такой помощи ни одного самца.

— Хорошо, ты это можешь сделать?

Виктор еще какое-то время всматривался в меня.

— Ты сказала, что питалась его гневом. Я думал, ardeur связан только с сексом.

— Я могу питаться и гневом. У меня была мысль, что если я не стану питаться похотью или любовью от ваших подданных, то не привяжу их к себе. Черт побери, хватит с меня мужчин тех, что есть!

— Жан-Клод умеет питаться гневом? — спросил Виктор.

Это было слишком близко к одной из тех истин, которые мы никому не хотели бы открывать: что у меня есть силы, которых нет у моего мастера. Я попыталась успокоиться, но пульс зачастил, а тигры-оборотни — они как живые детекторы лжи. Они ощущают, чуют по запаху все эти невольные телесные проявления.

— Кто-нибудь из вас может сделать так, чтобы он не был… — я махнула рукой в сторону Домино, — вот такой, как сейчас?

— Может само пройти, — ответил Виктор,

— Ты уверен?

Он улыбнулся:

— Нет, но то, что ты сделала, похоже на сочетание мощи вампира и силы Чанг. Ты подчинила его мозг. Если оставить его в покое, может оправиться. Если эта штука больше вампирская, чем ликантропская, тогда, как ты знаешь, сможешь снова им завладеть в любой момент, когда захочешь.

Я облизала губы и сказала единственную правду, которая у меня нашлась:

— Я никем не хочу владеть.

— Я ощутил твою силу. Ощутил, как ты направила ее в мою мать. Ощутил, какой толчок это был.