Стихийное бедствие - Валентина Мельникова

Наконец Ксения успокоилась и заснула на плече любимого. Мелькнула запоздалая мысль, что когда-то она приняла его за плечо тупого самодовольного качка. Жизнь позволила ей убедиться, насколько оно надежное и крепкое, это плечо. Плечо настоящего мужчины! Ее любимого мужчины…

Максим вздохнул, прижал худенькое тело Ксении к себе и прошептал:

— Мы выберемся отсюда, Ксюша, обязательно выберемся! — и тоже заснул. А во сне видел мать, молодую, красивую. Она доила корову и все пыталась напоить его парным молоком…

Ксения лежала очень тихо, но Максим знал, что она проснулась, по тем почти неуловимым движениям и вздохам, которые выдают проснувшегося, но не желающего, чтобы об этом узнали другие, человека.

Так они лежали долго, несколько часов. Ксения прижималась к нему спиной, он изредка целовал ее в плечо и гладил обнаженное бедро. За все это время они не произнесли ни единого слова, и Максим втайне недоумевал, неужто она опять отстранилась от него, на этот раз только в мыслях, не имея возможности сбежать?

Подумал об этом и испугался. Похоже, он окончательно потерял из-за нее голову.

Да, конечно, все, что он пережил с ней, было потрясающим, не похожим на все его прежние чувства и ощущения. Это его и пугало: никогда он себя не чувствовал настолько зависимым от женщины, от ее настроения, желаний, капризов… И разве сможет он испытать подобное с другой женщиной? Пусть даже во сто крат красивее и умнее!

Черт побери! На мгновение Максим пожалел, что встретил ее. Но женщина рядом с ним тихо охнула и, развернувшись к нему лицом, обняла за плечи. И Максим понял, что дороже ее, Ксении Остроумовой, у него нет никого на свете. Непостижимая, непредсказуемая, таинственная и вместе с тем самая открытая для него женщина. И он, пожалуй, не переживет, если вновь потеряет ее.

Он едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Ну почему Господь послал именно ее? Гордую, высокомерную, упрямую и вместе с тем ранимую и нежную? Почему именно ее, ту, которая ни в чем не дает ему спуска и не восхищается тем, отчего заходились в восторге его бывшие симпатии. Они так хотели нравиться ему в своих сногсшибательных нарядах, дорогом белье и боевой раскраске, которой позавидовал бы индейский воин. Да, по части раскраски Ксения несомненно проигрывала. В грязной куртке, рваной рубашке и в пыльных кроссовках она, может, и произвела бы отталкивающее впечатление, но ни грязь, ни пыль не могли скрыть чудесного сияния ее глаз и той ослепительной улыбки, которой она изредка одаривала своих друзей, и его в том числе.

Никогда он не ощущал такой нежности к женщине. Нежности, от которой щипало в горле. Он был совершенно беззащитен перед ней. И любое ее неосторожное слово причиняло ему боль, заставляло обижаться на нее. В эти моменты он чувствовал себя маленьким, беспомощным кутенком, оказавшимся на проезжей части дороги… И испытывал самое настоящее счастье, если она обращалась к нему за помощью, искала его защиты… Но сейчас он был счастлив вдвойне, потому что понял: нет, она больше никогда не убежит от него, потому что вернулась, когда его жизни угрожала опасность. Вернулась, чтобы умереть вместе с ним. Она ведь и предполагать не могла, что Максим Богуш окажется двужильным и его не так-то просто убить…

Он слегка переменил положение. Страшно хотелось курить, но солдаты отобрали у него сигареты после того, как избили до потери сознания. Мысли о курении заслонили даже боль от побоев. Он почти забыл про свои болячки. По крайней мере, они не должны были помешать его планам оказаться вновь на свободе.

— Как ты думаешь, когда они придут за нами? — неожиданно подала голос Ксения. — Мне кажется, этот чертов Чингис вряд ли покажется. Слышишь? — Она приподняла голову. — Снова стреляют!

Максим прислушался и различил звуки далекой канонады.

— Опять схлестнулись, — произнес он устало, — только кто кого давит на этот раз, Рахимов Арипова или наоборот?

— Президент должен быть благодарен тебе, — усмехнулась Ксения, — все-таки ты спас его от прихвостней Садыкова. Ты и впрямь знаешь свое дело, Максим.

— А, — махнул он рукой, — мне от этого мало радости. Деньги наверняка пропали, так что приходится довольствоваться чувством глубокого удовлетворения. — Он очень похоже изобразил голос одного из последних генсеков компартии. — Если получится вернуться в Россию, опять придется рассчитывать только на пенсию, пока какой-нибудь кожеед не придет к власти. Эти твари особенно берегут свои задницы. И платят неплохо. Только надо вовремя успеть смыться с гонораром. Их секьюрити не любят выпускать из своих рук подобные секреты и тех, кто ими владеет.

— Максим, это ты прикончил двух головорезов Садыкова? — Ксения обняла его за талию и заглянула в глаза. Теперь она могла это сделать, потому что в комнате заметно посветлело.

— Откуда ты знаешь? — удивился Максим. — Садыков поделился своим горем?

— Нет. Я догадалась — похоже, ему именно об этом сообщили, когда он допрашивал меня. Донесение привело его в такую ярость, что он принялся крушить все, что попадется под руку. А меня спровадили в камеру, ту самую, где мы встретились…

— Что ж, ради таких минут стоит жить, — улыбнулся Максим. — И я рад, что этим помог тебе.

— Я тоже рада, — прижалась к нему Ксения и вдруг весьма ощутимо шлепнула его по затылку. — Это за то, что повел себя как свинья. Надо ж такое придумать — обвинить меня в краже кошелька!

— Но я же признал свою вину, — взмолился Максим, — нельзя наказывать дважды за одно и то же преступление.

— Ладно, я отпускаю все твои грехи, Максим Богуш, — торжественно произнесла Ксения и перекрестила его. — Прощаю и обещаю не вспоминать о них отныне и во веки веков!

— Аминь! — весело откликнулся Максим и крепко поцеловал ее. — Я тебе тоже обещаю, что мы непременно улизнем отсюда.

— Обещаешь? — спросила она лукаво. — Как можно верить твоим обещаниям? Ты же обещал, что больше никогда не прикоснешься ко мне?

— Но это же совсем другое дело, — протянул он, окидывая ее отнюдь не целомудренным взглядом.

— Другое? — нахмурилась Ксения. — Почему, если не секрет?

— Я тебя намеренно обманул, чтобы притупить твою бдительность. — Он негромко рассмеялся, и Ксения улыбнулась ему в ответ.

Рашид Бейбулахов впервые в своей жизни охранял пленников. И это занятие ему очень не нравилось. Скучнее и противнее дела не сыскать во всем Баджустане, думал он, прохаживаясь по длинному коридору. Взад-вперед, взад-вперед. Его напарник Ахмет спал сном младенца. Да он еще и был младенцем по своей натуре. Лет четырнадцать ему, не больше. Всего неделя прошла с того дня, как его вырвали из привычной жизни и всучили в руки автомат.

Мальчишка почти с самого рождения пас овец на горных пастбищах, не умел ни читать, ни писать и, главное, понятия не имел, что такое карты. Он также плохо понимал Рашида, потому что язык горцев отличался от того, на котором изъяснялись жители долины. Поэтому Рашиду было легче, когда мальчишка спал.