Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней - Эрик Кандель

Рис. 17–4. Целостное восприятие лиц. Вверху: Регистрация местоположения лица в мозге обезьяны. Внизу (а – з): Демонстрируемые изображения и реакция одного из нейронов, отвечающих за узнавание лиц как лиц. Высота столбцов соразмерна частоте импульсов, возникающих в исследуемой клетке, и, соответственно, силе узнавания лица на каждом из представленных изображений.

Фрайвальд и Цао, изучив, как реакция нейронов “лицевых участков” зависит от различных параметров лица (расстояние между глазами, размеры радужной оболочки и ширина носа, и так далее), сделали интереснейшее открытие. Как выяснилось, клетки двух средних участков “предпочитают” карикатуры реалистичным изображениям. Они сильнее реагируют на утрированные черты (увеличенное или уменьшенное расстояние между глазами, увеличенные или уменьшенные размеры радужных оболочек), чем на нормальные, причем даже в тех случаях, когда черты лица искажены до крайности и выглядят очень неестественно. Так, эти клетки бурно реагируют на лица с глазами размером с тарелку, или сдвинутыми к очертаниям лица, или с глазами, сведенными в один глаз. Кроме того, реакция на перевернутые схематичные изображения лиц оказалась слабее, чем на изображения в обычном положении. Открытие предпочтения клетками средних участков утрированных черт лица, особенно глаз, помогает объяснить, почему на нас производят впечатление картины экспрессионистов и карикатуры. Ослабленной реакцией этих клеток на перевернутые изображения может, в свою очередь, быть обусловлено затрудненное распознавание перевернутых лиц как лиц.

Бихевиористы, исследовавшие выработку условных рефлексов, и этологи, исследовавшие поведение животных в естественной среде обитания, еще раньше обнаружили исключительную эффективность утрированных стимулов. Британский этолог Николас Тинберген (как и его австрийский коллега Конрад Лоренц, он изучал взаимодействие детенышей с матерями) еще в 1948 году продемонстрировал, насколько важную роль могут играть утрированные черты. Тинберген обнаружил, что когда птенец чайки просит у матери пищу, он клюет ярко-красное пятно на ее желтом клюве. Это поведение заставляет чайку отрыгивать пищу и кормить птенца. Тинберген назвал красное пятно ключевым стимулом: его вид служит сигналом, вызывающим у птенца сложную инстинктивную реакцию – выпрашивание пищи. Сделав это открытие, Тинберген провел ряд экспериментов, чтобы проверить, как птенец будет реагировать на утрированные варианты такого стимула.

Вначале ученый демонстрировал птицам модель клюва без тела, и птенец клевал красное пятно так же активно, как и пятно на материнском клюве. Таким образом, у птенца имеется врожденное влечение к красному пятну на желтом фоне, а не к облику матери. Вилейанур Рамачандран утверждает: этот пример показывает, что эволюция может предпочитать простые процессы сложным, ведь для распознавания красного пятна на желтом фоне требуется меньше сложных вычислений, чем для распознавания матери по ее облику. Далее Тинберген демонстрировал птенцу желтую палочку с красной полоской – абстракцию, мало похожую на настоящий клюв. Но и на нее птенец активно реагировал. Тинберген задался вопросом, изменится ли реакция птенца, если видоизменить облик “абстрактного клюва”, и стал демонстрировать птенцу желтую палочку с тремя красными полосками. Эта палочка (утрированный ключевой стимул) вызывала у птенца еще более активную реакцию, чем палочка с одной полоской. Более того, птенец предпочитал ее клюву матери. Как и в случае с карикатурами и другими утрированными изображениями, самая сильная реакция наблюдалась в ответ на стимул, существенно отличающийся от естественного. Тинберген назвал это эффектом усиления ключевого стимула. Предполагается, что благодаря утрированности стимул вызывает в системе обнаружения красного пятна в мозге птенца еще более сильную реакцию, чем пятно на клюве матери.

В одной из Ритовских лекций, прочитанных в 2003 году, Рамачандран указал на роль, которую утрированные изображения базовых визуальных стимулов могут играть в нашем восприятии произведений искусства. Он утверждал, что люди, как и чайки, предрасположены к реагированию на стимулы такого рода. Ведь всем нам свойственна, например, выработанная эволюцией реакция на человеческие лица – или способность замечать оранжевые и красные плоды среди зеленой листвы. По словам Рамачандрана, “если бы… у чаек была картинная галерея, они выставили бы эту длинную палочку с тремя красными полосками, преклонялись бы перед ней и были бы готовы платить за нее миллионы долларов, как мы за Пикассо”[153].

Усиление может влиять не только на врожденные, но и на приобретенные в ходе научения реакции. Так, экспериментатор может обучить крысу отличать неправильные прямоугольники от квадратов, награждая ее за правильный выбор. Когда крысе показывают неправильный прямоугольник и она нажимает на рычажок, экспериментатор дает ей кусочек сыра. Но когда ей показывают квадрат, нажатие на рычажок ни к чему не приводит. Спустя некоторое время крысы начинают предпочитать не только неправильные прямоугольники квадратам, но и утрированные прямоугольники, очень длинные и тонкие. Иными словами, крыс обучают предпочтению прямоугольников, как можно меньше похожих на квадрат. Судя по всему, у крыс нет врожденной чувствительности к разным типам прямоугольников, которая присутствует у чаек к красным пятнам на желтом фоне, и все же после обучения крысы демонстрируют усиленную реакцию на утрированные стимулы. Таким образом, эффект усиления сигнального стимула может быть не только врожденным, но и приобретенным.

Предполагается, что нейроны средних “лицевых участков” в мозге запускают сильные эмоциональные реакции в ответ на утрированные черты лица за счет того, что эти клетки анатомически связаны с миндалевидным телом – отделом мозга, играющим ключевую роль в управлении эмоциями, настроением и социальным подкреплением. Вполне вероятно, что средние “лицевые участки” входят в состав нейронного механизма, обусловливающего явление, на которое обратили внимание Крис и Гомбрих, связавшие успех утрированных черт лица на картинах маньеристов (впоследствии и венских экспрессионистов) и карикатурах со специфическими реакциями мозга на гиперболизацию. Интересно, что большинство нейронов средних участков особенно сильно реагируют на увеличенные радужные оболочки глаз, чем, возможно, отчасти и объясняется важность глаз для представлений о лицах. Если теперь мы посмотрим на автопортрет Кокошки с Альмой Малер (рис. 9–6), нам окажутся понятнее биологические основы впечатления, которое производит картина: одна из самых заметных ее особенностей – большие глаза, которыми почти исчерпывающе выражены эмоции художника и его возлюбленной.

Эффект усиления может относиться не только к форме, но также к глубине и цвету. На уплощенных картинах Климта мы видим утрированную глубину, а в неестественно ярких красках лиц на портретах Кокошки и тела художника на автопортретах Шиле – утрированные цвета. Кокошка и Шиле продемонстрировали интуитивное понимание эффекта усиления сигнальных стимулов. Кокошка, работая над портретом Огюста Фореля, по-видимому, сумел уловить едва заметное онемение левой стороны его лица и незначительную вялость левой руки. Люди, видевшие портрет, сразу узнавали симптомы инсульта.