Соломон Кейн. Клинок судьбы - Роберт Говард

Подхватив головешку, Кейн сунул ее в сухую солому на крыше своей хижины. Пламя взвилось жадно и высоко и озарило картину, от которой кровь застыла у него в жилах. Всюду вокруг него принимали жестокую смерть последние из племени богонда. Крылатые чудища с визгом носились над деревенскими улицами, вились над головами мечущихся людей, рвали когтями тростниковые крыши, чтобы добраться до пораженных ужасом жертв, прятавшихся внутри…

Миг замешательства миновал, англичанин глухо вскрикнул и принялся действовать. Выхватив пистолет, он разрядил его в несущуюся желтоглазую тень, и акаана рухнул к его ногам с разнесенным вдребезги черепом. Кейн яростно взревел и ринулся в рукопашный бой. Так когда-то дрались его языческие предки, чье боевое бешенство наводило страх на врагов!

Увы, богонда были слишком ошеломлены неожиданным нападением, а долгие годы покорности непоправимо подточили их боевой дух, сделав чернокожих неспособными к организованному сопротивлению. Большая часть их приняла смерть, точно овцы, приведенные на заклание. Лишь немногие, вдохновленные отчаянием, пробовали отбиваться, но их стрелы летели мимо либо отскакивали от жестких кожистых крыльев, а копья и боевые топорики в ближнем бою были практически бесполезны из-за нечеловеческой ловкости и быстроты акаана. Едва приземлившись, они с легкостью взвивались в воздух, после чего падали сверху на плечи несчастным, сшибая их наземь, а там уже когти и клыки завершали свое кровавое дело…

Кейн рассмотрел старого Куробу — жилистый вождь, весь залитый кровью, дрался спиной к стене хижины, а под ногами у него распростерлась одна из тварей, не успевшая увернуться. Старый вождь орудовал двуручным боевым топором, и страшные размахи какое-то время не позволяли приблизиться полудюжине завывающих демонов. Кейн рванулся было ему на подмогу, но его остановил тихий, беспомощный всхлип, раздавшийся рядом. Он присмотрелся и увидел свою былую сиделку, юную Найелу. Девушка корчилась, распростертая в кровавой пыли, а на спине у нее, орудуя когтями, сидела крылатая бестия. Стекленеющие глаза Найелы с бессловесной мольбой смотрели на англичанина… У Кейна вырвалось горестное ругательство, он схватил второй пистолет и выстрелил в упор. Тварь отшвырнуло прочь, она издала жуткий вопль и судорожно забила крыльями, а Соломон склонился над умирающей Найелой. Она целовала его руки и силилась что-то сказать, но сил уже не было. Соломон бережно обнял девушку, устроил ее голову у себя на плече, и ее душа отлетела…

Кейн опустил тело наземь и поискал глазами Куробу, но под стеной хижины копошилось целое скопище тварей, раздиравших и пожиравших нечто невидимое со стороны…

Вот тут Кейн обезумел. Издав крик, который был внятно слышен даже в этом аду, он вскочил на ноги, и каждое его движение несло смерть. В первый же миг, толком даже не поднявшись с колен, он успел сделать выпад и пронзил рапирой хищную глотку. Выдернув клинок, пуританин отшвырнул умирающую гарпию и рванулся вперед, ища новую жертву…

Повсюду кругом мучительно и страшно умирали богонда. Кто-то пытался бежать, кто-то силился драться — конец все равно был один: демоны били их на выбор, как ястребы зайцев. Некоторые прятались в хижинах, но мощные когти в клочья рвали тростниковые крыши, и что происходило внутри, Кейн, по счастью, не видел. Ему и без того было довольно; воспаленный рассудок сверлила мысль, что это он, он один повинен в происходящем. Чернокожие свято поверили, что белый пришелец мог их спасти. Они воздержались от очередного жертвоприношения, бросив тем самым вызов своим ужасным «хозяевам»… и вот теперь платили самую страшную цену, а он, Соломон Кейн, ничем не мог им помочь. Казалось, умирающие богонда только на него и смотрели, и Кейн до дна пил эту горькую чашу. В их взглядах не было озлобления, лишь отчаяние и упрек. Он был их богом. И он их подвел.

Он метался среди всеобщего кровопролития туда и сюда, и гарпии шарахались от него прочь, предпочитая противников послабее. Но Кейн заставлял считаться с собой. Сквозь алую пелену, объяснявшуюся вовсе не отблесками горящей хижины, он заметил нечто совсем запредельное: одна из гарпий схватила нагую женщину и глубоко запустила клыки в бьющееся черное тело. Кейн прыгнул вперед, отводя для удара клинок, однако тварь отпустила еще живую жертву и стрелой взвилась вверх. Пуританин бросил рапиру, прыгнул вслед, точно полоумная от крови пантера, и вцепился демону в глотку, обвив крепкими ногами нижнюю часть его туловища.

Вот уже во второй раз он дрался, барахтаясь в воздухе, только не над лесом, а над деревенскими крышами. Он не ведал пощады, и холодный мозг гарпии затопило ужасом. Крылатый хищник, привыкший к легкой поживе, встретил противника страшнее себя и уже не стремился убить и пожрать — теперь он мечтал лишь избавиться от этого молчаливого и невероятно свирепого создания, которое железной рукой стискивало его гортань и бешено орудовало кинжалом. Демон вопил и кувыркался в воздухе, беспорядочно хлопая крыльями, но тут клинок Кейна добрался до его внутренностей, и кровожадный летун, заваливаясь на крыло, камнем пошел к земле.

Они вместе упали на тростниковую крышу и, проломив ее, врезались в беспорядочную свалку, происходившую на полу. Внутренность хижины подсвечивал полыхавший снаружи пожар, и Кейн увидел такое, отчего впору было свихнуться. Залитые кровью клыки, бездонный провал разинутой пасти… И жуткая карикатура на человека, еще трепетавшая последними мучительными биениями жизни…

Разумно мыслить Кейн уже не был способен. Он просто сомкнул стальные пальцы на глотке демона, и его хватку не могли ослабить ни удары когтей, ни бешеное хлопанье крыльев. Кейн держал и держал — пока дьявольская жизнь не истекла наружу меж его пальцев, пока не хрустнула жилистая шея…

А снаружи все длился кровавый ужас смертной резни. Кейн вскочил на ноги, ощупью нашарил на полу какое-то оружие и бросился вон. Тотчас же прямо у него из-под ног взвилась гарпия. Соломон отреагировал мгновенным ударом; оказалось, что в руке у него зажат боевой топорик богонда — мозги летучего демона разлетелись брызгами во все стороны. Кейн понесся вперед, перепрыгивая через растерзанные тела, через валяющиеся руки и ноги. Кровь текла у него из дюжины ран, но он не обращал внимания…

А потом он остановился, недоумевая, и закричал от ярости и бессилия.

Крылатые люди один за другим поднимались в воздух, покидая деревню. Ни один не желал больше связываться с белокожим безумцем, который оказался слишком страшен даже для них. Но гарпии убирались в свои пещеры не с пустыми когтями. Они уносили еще живые, корчащиеся, кричащие жертвы, и Кейн метался туда и сюда, размахивая окровавленным топором… Пока не остался совершенно один в деревне, где кроме него были только мертвецы.

Откинув голову, он закричал без слов, посылая вдогонку тварям свое отчаяние и гнев… Густые теплые капли падали с небес ему на лицо. Где-то вверху звучали крики боли, заглушаемые хохотом чудовищ. Кейн почувствовал, как его покидают последние остатки здравого смысла. Стоя под кровавым дождем, слушая отзвуки жуткого пиршества, происходившего среди звезд, сдержанный пуританин матерился и богохульствовал, как никогда в жизни…

В эти мгновения Кейн был поистине символом человеческой участи. Он спотыкался об изгрызенные кости и ободранные черепа своих собратьев по расе, он размахивал бесполезным топором и что-то с ненавистью кричал вслед созданиям Ночи — а те праздновали свою победу над ним, смакуя живое человеческое мясо и роняя теплую кровь жертв прямо в его бешеные глаза…