Маски Тутанхамона - Жеральд Мессадье

Деревянный сундук, плакированный слоновой костью с вырезанными на ней иероглифами черного цвета, стоял в зале царских аудиенций и вызывал столько же комментариев, сколько ссылка бывшего регента: на нем были вырезаны знаки, означающие «Любая жизнь божественна».

И эти кубки из голубого стекла, привезенные из Сирии, которые подавали приглашенным во дворец!

В действительности, претендуя на совершенство, эти вещи были божественными!

Все больше людей признавали этот стиль. Ему не были свойственны преувеличения, в былые времена ценимые Эхнатоном, которые осуждал здравый смысл; нет, он идеализировался, не отходя слишком далеко от реальности, он совершенствовался, не будучи обескровленным. И он был роскошен!

Город Фивы, столь же богатый, как и Мемфис, поблек на фоне этих чудес. Из-за отсутствия эбенового дерева довольствовались кедром, за неимением кедра переходили на смоковницу. Не достает золота? Сделаем из меди. Нет слоновой кости? Тогда используем обычные кости! Беря пример с жителей Мемфиса, жители Фив взяли в привычку использовать обивку из крашеной и вышитой шерсти, класть на пол шкуры зверей и ставить высокие столы для трапезы.

Женщины внимательно рассматривали каждую деталь в одежды царицы, начиная с парика и заканчивая новыми сандалиями с загнутыми носами, которые не давали возможности пыли набиваться при каждом шаге, делая черными пальцы ног. В то время в Фивах считались модными нубийские парики, которые начала носить Нефертити; при первом публичном появлении царица изумила всех своим роскошным париком из длинных волос, заплетенных в две толстые косы, спускающиеся по спине, с голубыми жемчужинами на кончиках волос. Они приняли высокий крой платья; очень длинные пояса, вышитые золотом для самых богатых; убранные разноцветными жемчужинами золотые или серебряные сетки для украшения живота; рукава, спускающиеся до запястий и шали с обилием бахромы, украшенной золотом или жемчужинами согласно средствам супругов.

Эти последние рвали на себе волосы, так как несли невиданные расходы, но поскольку они не хотели отставать от других, то и сами надевали золотые браслеты на оба запястья, как это делали царь и высокопоставленные особы при дворе.

Тутанхамон, появившись в Фивах, позаботился о том, чтобы понравиться жителям столицы!

Встреча с Пентью откладывалась на последний момент, чтобы он понял: царь не торопится получить удовольствие, принимая его.

Вместе с Тхуту, который нарочито стоял подле него, Тутанхамон принимал одного за другим Усермона, Майю, Маху и других вельмож.

Усермона — дабы заявить ему, что отныне именно от воли царя зависит судьба страны, и что при первом же проявлении благодарности к бывшему регенту он рискует навлечет на себя царский гнев.

Майю — чтобы поблагодарить его за стойкость, которую он проявил в выполнении своего долга, и просить его позаботиться о том, чтобы налоги взимались с богатых в полном объеме, что возлагало на него ответственность за взнуздание повального взяточничества в стране. Ему было также предложено привлечь к сотрудничеству Маху для того, чтобы расследовать открыто или тайно, на его усмотрение, сговор крупных землевладельцев со сборщиками налогов.

Наконец, Маху, чтобы проинформировать его об освобождении от опеки Нахтмина и о назначении его Начальником охраны царства. Отныне перед ним ставилась задача преследовать банды разбойников, часть из которых, как подозревали, были созданы крупными землевладельцами. Отряды ополчения высокопоставленных лиц, насчитывающие каждый свыше пятидесяти человек, были упразднены, и их обязанности были переданы управам, а также чрезмерно угодливым городским головам.

Хоремхеб, вызванный в Фивы, был назначен главнокомандующим, что позволяло ему распространить свою власть и на гарнизоны Верхней Земли и покончить с влиянием, на любом уровне, Первого советника Верхней Земли.

Наконец был принят Пентью. Тутанхамон едва узнал его, так как не видел со времени правления Сменхкары. Тхуту узнал. Он заметил следы прошедших лет в облике этого человека, который превратился в инструмент власти: так царапины с годами появляются на ножках мебели. Бросались в глаза отвислые щеки, а взгляд приобрел обычную мутность, свойственную тем людям, кто опасается взглядов охранников.

Он вошел в кабинет царя одновременно и с усталым, и с наглым видом. Это проявлялось в обдуманной медлительности его походки, в посадке головы. Как если бы она теперь была слишком тяжела.

Ему достаточно было увидеть Тхуту, и он уже знал то, что ему собирались сказать.

Он опустился на колени перед царем и поцеловал ему руку. Затем он поднялся, и его взгляд, ясно говорящий о грехе предательства, переместился к бывшему Первому советнику.

— Пентью, — сказал Тутанхамон, узнавший от Тхуту о прошлом человека, который был приближенным к телу царя, — бывший регент назначил тебя главой дипломатического ведомства.

Пентью сохранял молчание — протокол не требовал никакого ответа.

— У Ая, — продолжил царь, — было несколько причин опорочить тебя.

Пентью заморгал; без сомнения, он не был готов к такому точному пониманию своего положения.

— Стало быть, у него были серьезные мотивы, заставившие его преодолеть неприязнь к тебе, раз он назначил тебя на эту должность. Твое назначение явилось, таким образом, неким контрактом верности, — заключил царь.

Тхуту забеспокоился — он рекомендовал Тутанхамону ни в коем случае не припирать противника к стенке. Он сдержанно кашлянул.

Преданный слуга попавшего в немилость человека, как его только что описали, Пентью выдержал взгляд, брошенный на него юношей с неумолимой маской царя. Неужели ему придется провести оставшуюся жизнь, давая гнусные признания? После исповеди предыдущему царю он отказался расставаться с жизнью.[26]Он подбирал слова.

— Государь, — произнес он после глубокого вздоха, — твоя божественная мудрость осведомлена о том, что в высоких сферах власти часто случается служить двум господам и навлекать на себя недовольство одного или другого.

Тхуту вспомнил разговор с Майей: хамелеон, который менял цвет в соответствии с его окружением. Власть портила тех, кому доставалась; она накапливала в их сердцах тайны, и они там гнили, и обагряла их руки кровью преступлений, которые они были вынуждены совершать, и следы от которых оставались на них вечно. Разложившееся сердце и руки, обагренные кровью, — вот с чем они представали перед Анубисом. Бывший Советник спросил себя, как ему самому удалось избежать этой мерзости, окружавшей трон.

— Твоя верность оказалась ненужной, ты это знаешь, — возобновил царь свое обращение к Пентью.

— Государь, твоя власть — солнце. Она открывает цветы лотоса и сердца людей.

— А ночь их закрывает вновь, — добавил Тутанхамон.

Предупреждение было сделано.

— Иди, — велел царь.