Вкус свинца - Марис Берзиньш

— У-у! — хорошо, но сначала сам расскажи.

Пока иду к кресту, на котором висит моя куртка, вынимаю свои принадлежности, придумываю, что ему сказать. «Сам молчишь, как сыч. Что-то скрываешь, а на меня стрелки переводишь».

– Ишь, какой зоркий, — Коля качает головой. — Ну… есть у меня кое-какие новости, но не говори, что у тебя их нет.

Быстро чиркаю: «Что молчишь?»

— Не мог решить, с чего начать, — Коля обходится такой примитивной отговоркой, что мне чуть плохо не стало. — Давай договоримся так — ты напишешь, что у тебя случилось, а я расскажу свою историю.

Ну вот и приехали, тут я ломаюсь буквально, как подгнивший черенок лопаты, и простодушно открываю все карты. Даже называю имена и возраст новых постояльцев, поскольку он все равно спросит.

— Святое дело, — прочитав мое послание, говорит Коля. — Но у меня к тебе, как к верующему, такой вопрос. Если они Богом избранный народ, то почему Господь сам их не спасет?

Пускаться в религиозные дискуссии с Колей — безнадега. Интересно, как он себе это представляет? Что Бог спускается на землю неизвестно в каком облике и творит с евреями сверхъестественные чудеса? Заставит море расступиться, осыплет манной небесной, действуя так, что все рты разинут? У меня не хватает слов, нужно что-то накарябать, я буду не я, если не попытаюсь выразить свои мысли, тем более на религиозную тему: «Я допускаю, что кого-то и люди спасут. Избранность — это не легкая жизнь под Божьим призором, а то, что ты избран для какой-то цели. Богом избраны все народы, но каждому из них — свое время, место и миссия в мировой истории».

Больше не пишу, пусть думает, что хочет. Понятное дело, я могу сказать куда больше. Сказать, что Авраам, Моисей и Давид жили в великую эпоху, но те, кто считает свой народ выше другого, совершают чудовищную ошибку. Но такие есть не только среди евреев. Немцы уверены, что они über alles, русские тоже, англичане и американцы прикидываются, что нет, а на деле ведут себя так, будто они — пуп земли. Да и маленькие народы, как любая птичка, себя прихорашивают, но больше для собственной уверенности, чтоб духом не падать. Еще можно было бы сказать, что Бог создал человека по образу и подобию Своему и одарил его волей, чувством юмора, свободой выбора и другими прекрасными дарами, но нельзя же Бога винить в том, что Его творение довольствуется только сходством с отражением, да еще и отражение это умудряется сделать кривым или стереть его напрочь. Еще язык чешется вспомнить притчу о самаритянине, правда, тогда Коля еще подумает, что я бахвалюсь. А этого мне совсем не хочется, ибо самаритянин-то не я, а Рудис, я же только место предоставил.

— Ну, и какая тогда миссия у нас, латышей? — Николай улыбается.

— И-и… — развожу руками. Мне кажется, что сколько людей составляет целый народ — столько и задач у них, но не писать же об этом. Ведь если Коля начнет отвечать, мы и до утра не закончим.

— Ну, ладно, как есть, так есть, — Коля возвращает мне записную книжку. — Да… такое совпадение нарочно не придумаешь. У меня так же, как и у тебя! Я тоже прячу!

— О-о!

— Но кого — никогда не угадаешь. Да! На этот раз — трое красноармейцев. Ну такие жалкие… Что мне оставалось, приютил.

— O-o! — у тебя тут большое хозяйство, хоть целую роту спрятать можно.

— Украинец, двое русачков, но один из них, не поверишь… — Коля делает паузу.

— И-и… — что за манеры, черт возьми — не поверишь, не угадаешь…

— Наш старый знакомый!

— У-у! — какой еще знакомый? Что за шутки?

— Угадай, кто?

Сейчас обижусь — я ему все четко и ясно, а он одними загадками говорит. Развожу руками — слишком много от меня требуешь, говори по делу.

— Ладно, не буду томить. Вовка!

— И-и… — воскрес, что ли? Про какого Вовку он говорит?

— Ну, тот, раненый, которого на кладбище поймали.

— О-о! — наконец понимаю, о ком он.

— Да. Из госпиталя его отправили в лагерь военнопленных, потом — в хозяйство… Вот так они все тут оказались. Служили у хозяев где-то между Ригой и Елгавой, по соседству. Ну, головы молодые, глупые, и водки не надо, в общем, взяли руки в ноги. Потом, конечно, дошло, что маху дали и податься-то некуда. Из мха кашу не сваришь. На грибах да ягодах долго не протянешь, начали шнырять по дворам. А это тоже непросто — дворняги лают, один раз на шуцмана напоролись, тот начал стрелять, даже погнался. Повезло, что унесли ноги… но все равно — голову-то негде приклонить. Вчера их занесло к нам. Собаки, как известно, у нас нет, Алвина их недолюбливает, так что — втихаря гуляй, кто хочет. Так они и сделали, но не повезло голубкам. Накрыл я их в хлеву. С перепугу еще попытались оказать сопротивление, но куда там… одного, как таракана, отшвырнул в угол, другому вилы к груди приставил, сразу угомонились. Не было б среди них Вовки, не знаю, как бы все кончилось. И тут вдруг: «Дяденька, вы мне помогли! Помните, на кладбище!» Ого! Поначалу я даже испугался — ослышался, что ли? Смотрю, мордочка знакомая… и вспомнил. Шалопай, снова попался, — Коля закуривает. — Рассказал, что тогда с Критыньшем все вышло как по маслу, выкрутились… Да… Тощие, просто мешки с костями, как мой первый Вовка. Доходяги, всех троих в один гроб можно засунуть. Но нет худа без добра, у меня будут работнички. Да, знаешь, лениться иногда полезно… Как? А вот как! Об исчезновении пленного нужно заявлять в полицию, а мне жутко не хотелось туда показываться, тянул, тянул время, да так и не сходил. И хорошо, что не сходил, документик у меня остался, второй Вова мне без проблем заменит покойника. Со всеми правами. Да и почему одного? Всех, пускай вкалывают по сменам. Чем плохо?

— И-и… — нужно спросить: «Где ты их держишь?»

— Про бункер, кажется, я тебе рассказывал… Ну, пока еще нет мороза, пускай поваляются на сеновале, а потом придется лезть под землю. Если опять не смоются… нет, мне кажется, теперь не убегут. Уже травы накушались. Ну, а если все-таки рискнут, это их дело, — Коля вздыхает, — идиотизм я лечить не умею.

Вдруг меня пронзает тревожная мысль. Если они убегут, не велика беда, но вот, если их сцапают и они проболтаются про место, где прятались, что тогда?! Пишу Коле о своих опасениях.

— Зачем ты меня пугаешь? —