Отягощенные злом. Нет пути назад - Александр Афанасьев

Нико ничего не ответил.

– Ради одной простой вещи, которая состоит из четырех букв русского алфавита. Это долг. Долг, который не равен для всех, но он есть у каждого. И каждый должен исполнить свой долг. Перед Родиной, перед своим народом…

– Па…

– Дослушай. Люди бывают разные, и многим плевать на долг. По разным причинам… кого-то плохо воспитали, кто-то просто решил жить в свое удовольствие… есть и такие. Проблема в том, что сейчас идет война и Россия в ней участвует. Это война цивилизации с варварством, мракобесия – с просвещением… мы не можем закончить эту войну вот уже тридцать с лишним лет, хотя пытаемся… поверь, мы пытаемся. И нам нужен каждый, способный держать оружие. Я уже давно не верю в людей, Николай, и не жду от них ничего хорошего. Я просто участвую в этой войне. И честное слово, мне будет очень обидно, если мой сын не придет меня поддержать.

Нико долго молчал.

– Ты хочешь, чтобы я завербовался в армию?

– Нет, не хочу. Ты сам должен принять такое решение, если посчитаешь это нужным и правильным. Но я хочу, чтобы ты вспомнил про свой долг. Эта война… она ведется не только на фронте, не только в Афганистане, она ведется и в тылу тоже. Твоя мама хотела, чтобы ты закончил университет и стал помогать ей, твоему двоюродному брату… и стране. Эта помощь не менее важна, чем то, что происходит там. И если ты вместо этого решаешь жить в свое удовольствие, на одного честного, готового сражаться на своем месте человека у нас становится меньше. Подумай об этом, хорошо?

– …смертельный выстрел, коим и был убит граф Николай Толстой, произведен слева, с расстояния чуть более трех метров, сверху вниз под углом около двадцати градусов, то есть стоящий стрелял по сидящему. Выстрел был один, и он же стал смертельным, граф погиб мгновенно. На пуле отображены следы использования прибора бесшумной стрельбы, то есть подавителя. Остальные семь выстрелов были произведены адмиралом князем Воронцовым, что он и не отрицает – три из положения сидя, четыре – из положения стоя, сверху вниз. Следы крови на том месте, где был обнаружен неизвестный, совпадают с рассказом князя Воронцова. Следов прибора бесшумной стрельбы на пулях, которыми был убит неизвестный, нет, выпущенные пули так же другого сорта, несмотря на то что калибр тот же[66].

Что же касается неизвестного, опознать его пока не удается. Отпечатки пальцев в базах данных не значатся, в том числе в базе данных Интерпола. Неизвестный – на вид от тридцати до сорока лет, крепкого телосложения…

– Спасибо, барон… – прервала Ксения дотошного и нудного немца, – из ваших слов я поняла, что князь Воронцов не мог убить графа Толстого.

– Совершенно точно, Ваше Величество, – серьезно сказал немец, – я не представляю, как именно он смог бы это сделать. Сразу после прогремевших выстрелов к комнате сбежались…

– Благодарю, я вас больше не задерживаю…

Немец поклонился:

– Честь имею, Ваше Величество.

Фон Кофф ушел. Мы остались одни.

– Налей… – сказала Ксения.

Слово дамы – закон, я его не нарушил, правда, истолковал по-своему. Восемь частей клюквенного сока – она его очень любила – на две части водки.

– Сударыня…

– Его надо похоронить… – сказала Ксения, отпив из бокала, – ммм… Вы заботитесь о моей нравственности или как?

– Нет. О здравости рассудка, который нам всем сейчас нужен.

Ксения ничего не ответила, только протянула мне пустой бокал, и я его наполнил тем же самым.

– Ты любила его? – спросил я.

Вопрос был глупым.

– Любила? – Ксения нехорошо усмехнулась, особенно нехорошо от того, что человек, который длительное время был с ней рядом, был ее морганатическим супругом, убит и лежит сейчас в холодильнике дворца без погребения. – О, да. Я его любила. Точно так же, как вы с Николаем любили эту…

Удар ниже пояса. Я, конечно, к этому привык, но…

– Скажи, почему мужчины считают возможным так себя вести, а нам, женщинам, это не позволено, – сказала Ксения, обличающее уставив на меня указательный палец. На пальце было кольцо с черным камнем – мой подарок. Слишком дорогое для обычной дамы и слишком дешевое для Ее Величества.

– Возможно, потому что мы мужчины.

– Да, да… Знаешь, я благодарна тебе.

– За что?

– За все. Ты показал мне, как надо действовать…

Второй бокал был уже пуст.

– …как надо жить. Никаких сожалений, никаких метаний, никаких духовных исканий. Вперед и только вперед. А что касается спутника жизни, этот вопрос надо решать как можно быстрее и как можно проще, верно?

Никаких сожалений, никаких метаний, никаких духовных исканий. Я бы дорого отдал за то, чтобы это действительно было так.

– …Мне вообще нравилось, как вы с Николаем решали эту проблему для себя. Ваша дружба была важнее всего. Ты уехал – Николай притащил эту маленькую тварь в дом. Нет проблем. Ты приехал – и вы пожали друг другу руки. Не то что у нас, женщин, – мы готовы утопить друг друга в чайной ложке…

Ксения вдруг посмотрела на меня абсолютно трезвым, осмысленным взглядом.

– Ты говорил с Нико?

– Да.

– И до чего договорились?

Ксения могла и так. Даже сейчас я не могу порой понять, где она искренняя, а где играет в игры.

– О том, что с Летицией – ты, кстати, догадалась спросить, как ее имя, или просто назвала ее «маленькая тварь» и успокоилась? – у него просто секс и не более.

Ксения фыркнула.

– И это все? Хорошее отцовское влияние.

– Нет, не все, – спокойно продолжил я, – я сказал ему, что секс с норвежской принцессой ничуть не хуже, а может, даже лучше. Кому, как не мне, это знать.

– Да уж. Он становится все более и более похожим на тебя… как бы я ни пыталась его оградить от этого. А учеба?

– Я поговорил с ним и об этом.

Молчание.

– И?! – не выдержала Ксения.

– Он сам скажет тебе о своем решении.

– Вот как? А ты почему не можешь?

– Потому что я не знаю его.

– Не знаешь?!

– Да, не знаю. Мой сын уже взрослый, и он сам должен принять решение о том, как дальше жить. Он сам, а не ты.

– Здорово, – Ксения разозлилась, – и о чем вы там с ним разговаривали, получается? Так, в сухом остатке? О сексе с аристократками?

Голова болела все сильнее и сильнее…

– Нет. Я напомнил ему об одной вещи. О долге.

– Господи… – застонала Ксения, – ты хочешь, чтобы он служил. Господь Всеблагой, какая же я дура. Ты хочешь, чтобы он воевал, подыхал в этих грязных горах, вместо того чтобы…