Паутина. Книга 1 - Андрей Стоев

но дружины у них маленькие, у некоторых так просто игрушечные.

– Ну, нельзя так прямо сравнивать наше и ливонское дворянство, – задумчиво сказал Горазд. – Они настолько разные, что кроме названия «дворянство» у них, пожалуй, ничего общего и нет. В Ливонии бароны редко решают конфликты сами, обычно предпочитая апеллировать к суду епископа. У нас же князь почти не вмешивается в конфликты семейств.

– То есть получается, что наличие земельного надела не обязательно предполагает наличие дружины для его защиты, а отсутствие надела не означает, что дружина не нужна, правильно?

– Правильно, – согласился Сагал. – А вот скажи, Арди – зачем вашему семейству дружина?

– Она нам не нужна, – честно ответил я. – Точнее, она нужна лишь для защиты от дружин других семейств. Если бы князь давал нам защиту, мы бы прекрасно обошлись без дружины, и при этом сэкономили бы огромную кучу денег.

– Очень хорошо, Арди, – поощрительно кивнул Горазд. – И если мы вспомним, что князь сумел отобрать у семейств наделы – что было очень непросто, поверь! – но при этом ничего не сделал для того, чтобы уничтожить дворянские дружины, то мы придём к любопытному предположению…

– Что дружины нас заставляет держать именно князь? – с удивлением озвучил я очевидный вывод.

– Именно князь, – улыбнулся он, – и именно заставляет. Князь разрешает, а временами даже поощряет войны дворян, и поэтому они вынуждены содержать боеспособные формирования. Причин много, но основными являются три. По крайней мере одну из них ты должен суметь назвать.

Я задумался, а Сагал терпеливо ждал ответа. В голову поначалу ничего не приходило, но потом меня вдруг озарило:

– Давать работу боевикам?

– Совершенно верно! – обрадовался Горазд. – Владеющие боевики – это основа военной мощи княжества, но содержать их очень затратно, а в мирное время они бесполезны. Поэтому их содержание в значительной степени переложили на семейства. А для того чтобы хоть как-то уменьшить свои расходы на дружины, семействам приходится брать вольные контракты. Их дружины постоянно воюют, их Владеющие тренируются и растут, и всё это не стоит княжеству ни веверицы. Заметь, кстати, что у христиан все Владеющие принадлежат церкви, поэтому для империи нет смысла в поощрении дворянских дружин – вот, кстати, и ответ на твой вопрос, почему дружины ливонских баронов так малы.

Второй, менее важной причиной, является то, что дружины и вольные отряды забирают в себя разного рода активных индивидуумов, которые иначе бы пошли в преступность, или ради дозы адреналина просто сворачивали бы себе шеи в каких-нибудь глупых увлечениях. Самые перспективные попадают в дружины, а остальные распределяются среди вольных отрядов. Вольные отряды бывают разные, но в любом случае это опытные воины, которые в случае войны будут сразу готовы встретить врага.

Ну а третья причина – стратегическая, которую часто недооценивают или даже просто не замечают, но которая, возможно, является самой важной. Когда общество слишком долго живёт спокойной мирной жизнью, оно становится травоядным, и рано или поздно неизбежно рушится под натиском молодых и агрессивных захватчиков. Поэтому наши правители умелым давлением поддерживают достаточный уровень агрессии в обществе, чтобы воспрепятствовать подобному вырождению.

– Надеюсь, я ответил на твой вопрос, Арди, – он посмотрел на часы. – А сейчас наше время вышло, и мы с вами прощаемся до следующего занятия.

* * *

– Долго же вы до меня добирались, барон, – язвительно произнёс архиепископ Рижский.

Долго – это два дня. Послание архиепископа в довольно резких выражениях требовало немедленно явиться к нему в Ригу. Подобное бесцеремонное требование несколько выходило за рамки – архиепископ не был моим сюзереном, никакой власти надо мной не имел, и я мог с полным правом его распоряжения игнорировать. Однако не всеми правами стоит пользоваться, и право пренебрегать пожеланиями архиепископа было как раз из этой серии. Так что я к нему всё-таки явился, но при этом демонстративно не спешил.

– Я пустился в путь сразу же, как только мне позволили неотложные дела, монсеньор, – ответил я с вежливым поклоном. – Я слишком вас уважаю, чтобы игнорировать ваше приглашение.

В воздухе повисла непроизнесённая, но явно подразумеваемая фраза «а мог и проигнорировать», и архиепископ слегка поморщился.

– Не знаю, как в Новгороде, но у нас в империи убийство является уголовным преступлением, – сурово заявил он. – Что вы можете сказать в своё оправдание, барон?

– Ах, вы наверняка о том главаре банды, монсеньор, – я довольно убедительно изобразил выражение лица человека, который наконец решил непростую загадку, и сейчас гордится своей догадливостью.

– Не знаю, откуда вы взяли эту глупую идею насчёт главаря банды, – нахмурился архиепископ. – Густав Мильхе был добропорядочным коммерсантом, пользующимся немалым уважением в обществе.

– Вас обманули, монсеньор, – торжественно заявил я. – Может, он и маскировался под честного коммерсанта, но на самом деле он был главарём банды, которая занималась в основном контрабандой, но не чуралась грабежей и убийств…

– Глупости! – заявил архиепископ.

– … и у меня есть тому доказательства! – закончил я.

– Какие ещё доказательства? – раздражённо вопросил тот.

– Позвольте рассказать вам историю полностью, монсеньор, – предложил я. – Подозреваю, что сообщники бандитов решили воспользоваться вашей всем известной добротой, и рассказали вам лживую сказку, имеющую с правдой общего не больше, чем Густав Мильхе с добропорядочным коммерсантом. Люди «Большого Густава» – это кличка этого самого якобы коммерсанта, – как оказалось, грабили баронство Раппин. И когда баронская стража этому воспрепятствовала, он прислал человека с требованием денег. Он также потребовал не препятствовать ему и дальше заниматься грабежом моего баронства, в противном случае он угрожал убийствами членов моей семьи. Я привёз с собой его посланца – он сейчас находится в моём дирижабле. С вашего позволения, я готов доставить его сюда, и мы вместе с вами убедимся, что мой рассказ полностью правдив.

Архиепископ слушал меня с кислым выражением лица.

– Допустим, я поверю вам, барон, что у вас возник некий коммерческий спор. Но убийство, пусть даже в ответ на угрозу – это всё-таки чрезмерно, и не заслуживает оправдания.

– Поверьте, монсеньор, моё сердце разрывается от печали. Я полностью с вами согласен, и сам твёрдо убеждён, что человеческая жизнь является высшей ценностью. Но что мне оставалось делать? Ведь если бы я спустил это с рук, все бы приняли это за слабость. За возможность надавить на меня. И тогда рано или поздно это и в самом деле дошло бы до убийств моих родных. Каждый человек имеет право на самооборону, и я с болью в сердце отдал этот приказ. Но в своё оправдание должен заметить, что наказан был только непосредственный виновник. Что же касается других членов шайки, мои люди всего лишь поговорили с новым