Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов

– Тогда-то, видимо, я впервые тебя и приметила в Вене, когда ты был на пути в Петербург.

– Точно так! В конце зимы только я добрался до родины своей, и 8 марта вместе с императрицей уже присутствовал на Совете. Совет, отслушав мой доклад, постановил общий план действий экспедиции нашей на Средиземном море. Наперед ознакомился я с письмом Спиридова, которое он направил мне из Мореи, докладуя о выгодах и невыгодах овладения Архипелагом. Адмирал знал, что я считаю приобретение нами двадцати островов непрочным. Мнение адмирала было таково, что, если и подписывать вскорости мирный договор с Портою, то хотя бы один остров оставить себе для последующей выгодной продажи англичанам или французам. Уверял даже, что не один миллион червонных сможем получить. В условиях мира, принятых Советом, России предполагалась уступка от Порты одного из архипелагских островов. Я вооружился против этого требования, а, значит, и мнения Спиридова. Для меня было ясно, что из-за этого острова война с турками может продлиться, вновь прольется лишняя кровь, кроме того, Россия может быть вовлечена в распри с христианскими государствами. Я-то знал, что ни один остров Архипелага не имеет сколько-нибудь добротного порта и укрепления для его удержания, а, значит, стоить вся кампания будет очень больших денег, которые мы никогда не восполним торговлей нашей. После долгих споров Панин составил последние условия мира, правда, не все мои требования учел. Тогда не только он сам, но и Спиридов, и матушка имели желание приобрести остров. Я ещё раз повторил на Совете своё возражение уже в присутствии императрицы. Только в конце июня 1771 года мы с Фёдором снова прибыли на флот в Медитеран. Обстановка на фронтах войны с Портою была непростой в целом. Для того чтобы помочь Румянцеву и отвлечь силы турок от Дуная, я собрал у себя Совет и предложил пройти флотом вдоль берегов турецких, разоряя и тревожа мирных жителей. План мой был одобрен. Особую эскадру под начальством брата Фёдора я направил к острову Родос. Предприятие было проведено, причем блокада нашим флотом Дарданелл была продолжена. В конце ноября, по окончании похода, я снова вернулся в Ливорно. Как я и предвидел, в отличие от Англии и Дании, ни Австрия, ни Пруссия условием нашего предложения по договору с турками не были довольны. Наконец, матушка приняла все мои возражения на Совете, особливо ознакомившись с письмом Фридриха II. Условия об архипелагском острове Фридрих отверг прежде всего! Как я и предвидел, мои предложения Англии через консула Дика в Ливорно о покупке или уступке острова остались без ответа.

Театральный веер в руке Кориллы был огромен и трепетал, как хвост павлина.

– И это ты называешь размышлениями? Это, скорее, хронология, мой дорогой граф.

Орлов облизал пересохшие губы и, словно спохватившись, взял стакан с водой, стоявший на треножнике, и выпил его махом.

– Не спеши, я только начал. Я хочу вернуться к началу нашего разговора. Мария, соблаговоли вспомнить о чём то бишь я говорил, – граф вопросительно взглянул на поэтессу.

– Ты, верно, имеешь в виду идею конфедерации христианских народов Европы?

– Да. Еще прибавь к этому мечты нашего Петра Великого и Вольтера тоже освободить Константинополь от неверных. Скажи, разве условия для воплощения в жизнь этой идеи не сложились идеально? Тогда в 70-м мне казалось, что бог всё видит, и нам он в помощь был. А когда герцог Шуазель, много лет подряд заправлявший внешней политикой Франции, известный своей враждебностью к России, был внезапно отправлен в отставку Людовиком XV в декабре того же года, я понял, что это знак свыше.

– Помилуй граф, – взмолилась Корилла, – причем здесь Людовик? Герцог Шуазель был не глуп, но держался у власти благодаря милостям любовницы короля Людовика, маркизы де Помпадур. А прогнали его со двора действительно совершенно случайно, поскольку он впал в немилость у новой любовницы короля, госпожи Дюбарри.

– Да, но разве этот случай не в нашу пользу? – лукавый взгляд и вскинутые вверх руки Алехана взывали к ответу.

– Тогда почему же так и не представился случай захватить Константинополь? Или курьез, похоже, никакой больше не приключился, и бог не подсобил вам? – улыбнулась поэтесса, не боясь разочаровать графа.

– Мы с матушкой давно пришли к единому мнению, что та конфедерация оказалась мифом, поскольку европейское единство и интерес её отдельных стран с их колониальными распрями – вещи несоюзные. Оттого и мы возложили опору свою на наших единоверцев, славянских православных братьев и особенно греков. Но на поверку оказалось, что закон единый они исповедуют только устами, а в сердцах своих не имеют и слабого представления о добродетелях христианских. Оказалось, что здешние православные народы льстивы, лживы, дерзки и трусливы, лакомы к деньгам и легкой добыче. Трепет перед турками также суть не из последних качеств наших единоверцев. Глубокое невежество и рабские узы заставляют их пребывать в смятении духа. В своем докладе всю вину за содеянное на суше как в Морее, так и на островах, я возложил на греков. Хоть мы сумели разбудить христианское население к восстанию против европейской Турции и были на полшага от славы освобождения христиан и потомства греческих героев, но греки, привыкшие жить в распутстве, хотели только помогать русским, сами же воевать против турка долго не намеревались. Помнишь, я рассказывал тебе про раненого Баркова и его геройский отряд, всего-то семьсот человек русских, вставших против семи тысяч турок, а шесть тысяч восставших греков тогда малодушно разбежалось. Позорно то, что они ни разу не выстрелили ни из одного мушкета и всё побросали. А ведь мы это оружие везли из России и собирали здесь по крохам, покупая за большие деньги. Они же всё разграбили, продали и укрылись в горах. Я, когда в Россию вернулся, стал на Совете об этом рассказывать и делиться своими соображениями с друзьями, а мне тут стали докладывать, что происходило на других фронтах, особливо на Кавказе, про тамошних христианских грузин. Поход Тотлебена с царем Ираклием к Ахалциху также не достиг цели, и они возвратились в Тифлис. Грузины по донесению Тотлебена нисколько не помогали, словно это и не их родина была вовсе, топтались на месте во время битвы с турками и только оживились, когда грабить начали. Тотлебен просил матушку-государыню отозвать из его армии всех офицеров грузинского происхождения. Это они должны были воевать, а мы им – только помогать, а получилось все ровно наоборот, да и помощь ихняя вышла нам боком.

Корилла утомленно сжимала кончиками пальцев виски, как будто безмолвно жаловалась кому-то на мигрень.

– Русские так много воюют! Неужто вам не хватает земель?

– Куда уж. Как раз предостаточно. Даже сам Панин утверждал, что у России и без того столько земли, что с нею трудно справиться, надобно лишь поразмыслить о крайних заставах и союзникам своим вспоможение оказать. Я же иначе, нежели он, ставил задачу: непременно отвоевать для России земли, захваченные османами на Архипелаге, или заполучить острова в полную вольность греков, подобно тому, как приключилось в Крыму, но я не сумел укрепиться ни в Морее, ни в Сирии. Слишком мало было русских сухопутных сил, и если мы и одерживали успехи на суше, то затем скорее спешили взять свой десант обратно на корабли. Всё это время вплоть до Кучук-Кайнарджийского договора середины лета 74-го года мой флот был хозяином на северо-востоке Средиземного моря. Наша блокада турок была нешуточной. Турецкий флот, что уцелел, всё время так и стоял себе либо в Мраморном море, либо в Босфоре. За три года блокады мы много торговых судов османских причислили к себе и товар ихний отобрали. Брали и фрегаты, ежели те осмеливались показываться. Но блокада наша со временем превратилась в достаточно мирное предприятие. Ещё в Смирне, после Чесмы, я приказал всех турецких пленных отпускать с миром. Но со временем турки перестали противиться пребыванию нашей эскадры у османских берегов. Турки не так боялись нас, русских, как озлобленных греков, особенно албанцев, которые действовали нам в помощь. Однажды турецкий паша в возблагодарение прислал мне лошадь в нарядной упряжке, готов был жить поблизости нас, боялся только албанцев. Мне даже казаться стало, что турки народ благожелательный, не в пример греческому. У них порядок был, они слово держали и закон исполняли. А когда они узнали, что я лошадок люблю, так подарками стали одолевать. Скакунов арабских дарили, да каких, что глаз не отвести! Здесь, в Европе, я научился многому. Конезаводы посещал, лекции ученых-зоотехников слушал, лучших коней скупил, и лучшими для меня арабские скакуны стали. Я наблюдал, как турки с лошадьми ласковы. Это они у арабов-иноверцев наших переняли. Выходит, они ласковее нас, русских. Урок мне, дураку, на всю жизнь. Вот что тебе хочу сказать: религии людей объединять должны, а не разобщать! Да, Богу молиться мы по-разному обучены. И что же теперь, вовеки будем воевать, что ли, пока не вырежем друг дружку? Здесь есть, о чем крепко призадуматься. Вот в чем моих размышлений суть.