Между молотом и наковальней - Николай Лузан

— Ну зачем же так, господин президент! Вы историк и не хуже меня знаете, что эмоции в политике плохой советчик.

— Советчик, говорите? Хорошо, что в таком случае посоветуете?

— Давайте будем реалистами, — американец снова перешел в атаку: — За прошедшее после войны время политическая ситуация в Абхазии — я уже не говорю о катастрофическом внутреннем положении — значительно ухудшилась. Ваши надежды на Россию не оправдались и, поверьте мне, вряд ли на этом направлении вас ждет успех.

— Вы так думаете? — с иронией спросил президент.

Но это не смутило посла, он продолжал упорно гнуть свое:

— Не только думаю, а и уверен! Вы стучитесь в ту дверь, которая закрыта! Это не мы, а Россия своей блокадой заставляет абхазский народ терпеть неслыханные лишения, и потому в такой ситуации ваша позиция вызывает у значительной его части не только недоумение, а если говорить прямо, то крайне отрицательное отношение. — Здесь американец сделал многозначительную паузу, стрельнул испытующим взглядом на помрачневшего Владислава Ардзинбу и, не услышав ответа, продолжил: — Господин президент, настало время, когда стоит более внимательно посмотреть в другую сторону и там искать ключ к решению проблемы. Я не сомневаюсь, что у нас вы найдете понимание. Путь Абхазии в цивилизованный мир лежит через Запад.

— Вы хотите сказать — через Грузию?! — В голосе Владислава Ардзинбы зазвучал металл, а в уголках глаз морщинки собрались в тугой узел.

— В общем да! — уклончиво ответил посол и поспешил добавить: — Конечно, при самой широкой автономии для Абхазии и нашей неограниченной экономической помощи. На первом этапе она может составить около двадцати миллионов долларов, но эта цифра, как вы понимаете, далеко не окончательная, если ваш курс будет иметь другой вектор и…

— Курс?! В цивилизованный мир?! — вспыхнул президент и обрушился на американца: — А где был тот цивилизованный мир, когда эти новые фашисты из Тбилиси расстреливали безоружных стариков и детей?! Где был, когда бомбили наши города и села?.. Почему вы молчали, когда эти варвары жгли наши архивы, только чтобы стереть с лица земли даже само упоминание об абхазах?! Где вы все были?.. Я вас спрашиваю — где?!

Кровь прихлынула к лицу посла. Он, как рыба, выброшенная на берег, хватал раскрытым ртом воздух и ничего не мог сказать, а когда пришел в себя, то в нем снова заговорил дипломат.

— Я понимаю вас, господин президент, это была большая трагедия, но пришло новое время, и потому надо смотреть дальше, вперед. Там…

— Вперед?! Куда — снова в Грузию?! Вы хоть понимаете, о чем говорите?! Это равносильно тому, если бы русскому или американскому народу, свернувшему шею фашистам, опять предложили Гитлера с его концлагерями и гестапо! Вы что, это хотите вернуть моему народу?!

— Господин президент! Господин президент! Я совсем другое имел в виду, — растерянно бормотал посол и нервно елозил в кресле.

— Другое?.. — Лицо Владислава Ардзинбы вновь запылало гневом и, не выбирая выражений, он обрушился на него: — Благодетель мне нашелся! Если вы такой знаток Абхазии, то чего в броневике по Сухуму раскатываете? Выйдите на улицу и повторите все это людям, а я посмотрю, что с вами станет!

Американец захлопал глазами, его лицо побагровело, как перезревший помидор, а когда к нему вернулся дар речи, сорвался на визг:

— Жалкие пигмеи! Решили нас запугать?! Меня?! Америку?! Мы только пошевелим одним пальцем — и вы завтра приползете в Тбилиси на коленях! Мы вас…

— Что?! — этот не то рык, не то рев рассвирепевшего президента расплющил американца в кресле, заставил вздрогнуть помощника и напрячься телохранителей.

В следующее мгновение произошло то, что вряд ли когда случалось в современной дипломатической практике. Папка с американскими предложениями взлетела над столом и с оглушительным треском захлопнулась перед носом опешившего посла. Его физиономию перекосило, щеки запылали как от пощечины, он пытался что-то сказать, но следующий удар Владислава Ардзинбы был посильнее апперкота знаменитого Мохаммеда Али.

— Пошел ты… со своими предложениями!!!

Посол хоть и слабо знал русский, но понял все без переводчика и расплылся, как студень. Еще бы, такого дипломатического фиаско в его долгой карьере еще не случалось. Последнее «предложение» президента Ардзинбы херило навсегда не только ее, но и его имя. Отмыться от подобного позора можно было разве что собственным харакири на глазах всего Госдепа США.

Несколько секунд в кабинете царила гнетущая тишина, которую нарушало лишь прерывистое дыхание президента и посла. Они испепеляли друг друга пылающими взглядами, и сколько продолжалась эта молчаливая «перестрелка», не могли сказать ни помощник, ни телохранители, застывшие каменными изваяниями у стен. Первым остыл президент. Посол тоже быстро спустил пар, перспектива политического харакири его явно не устраивала, но как выпутаться из того положения, в которое он сам себя загнал, уже не знал. Все зависело от Владислава Ардзинбы.

Тот нервно повел плечами и не без сарказма спросил:

— Господин посол, надеюсь, что после такого дипломатического разговора воевать не станем?

— Худой мир лучше любой доброй ссоры, — поддержал миролюбивый тон посол.

— Извините, я был слишком резок, — здесь президент сделал паузу, а затем продолжил: — Прошу понять меня правильно, дело вовсе не в упрямом Ардзинбе, а в моем народе, который не только в прошлой войне, но и за свою долгую историю перенес столько страданий, что заслуживает к себе большего уважения. У нас нет вашей военной армады, и потому защищаемся, как можем. Мы с уважением относимся к американскому, русскому и, несмотря на все, грузинскому народу, но и к себе требуем того же. Мы никому не позволим разговаривать с собой свысока и диктовать, как нам жить дальше. Не загоняйте нас туда, откуда нет выхода. Дайте время, и оно все расставит по своим местам. Мы хотим мира, но мира, который нам не диктовали бы из Тбилиси, Вашингтона и даже Москвы. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, господин президент! — Впервые за время беседы в голосе американца зазвучали человеческие нотки, а в глазах появилось сочувствие. На этот раз он говорил искренне и от души: — Владислав Григорьевич, я понимаю вас и ваше стремление помочь своему народу, но, к сожалению, — и здесь он развел руками, — вы, а тем более я не можем не считаться с жестокими реалиями политики, которая диктует свои правила игры. Я всего лишь чиновник и должен строго следовать им, но вы президент, и у вас есть право выбора. Прощаясь, хотел бы пожелать: смотрите не ошибитесь.

— Не ошибемся! — был категоричен Владислав Ардзинба, он пожал протянутую послом руку и потом еще долго смотрел ему вслед.

Все это время Ибрагим с Джоном боялись пошелохнуться, таким президента им давно не доводилось видеть. Подобное на их памяти было под Ахбюком, когда он поднял в атаку ополченцев, дрогнувших перед бешеным натиском гвардейцев. Спустя годы, когда о том времени напоминали только поросшие травой развалины, президент с прежним неистовством продолжал воевать за нее — за Абхазию. Тяжело вздохнув, он с грустью заметил: