Война самураев - Кейра Дэлки

В его лучах Усивака увидел человека в одеянии вельможи и черной шапке, сидящего в чаше лотоса Гадая, что за босацу ему явился, он Вдруг заметил на коленях незнакомца меч, а чугь сбоку — шлем самурая. За спиной человека развевались белые стяги.

«Неужели я вызвал самого Хатимана?» Впрочем, лицом человек не походил ни на один из виденных прежде образов божественного воина.

— Хо, Усивака, — произнес незнакомец с улыбкой. — ilHe сказали, ты хочешь меня видеть.

— О великий господин, — ответил Усивака. — Я призвал вас по наказу учителя, а кто вы — не знаю.

Черты незнакомца тотчас омрачила грусть.

— Верно, тэнгу хотели тебя удивить. Что ж, немудрено, что ты меня не узнал. Я Минамото Ёситомо, твой отец.

— Отец! — Усивака упал^на колени. На глазах его выступили слезы.

Ёситомо склонил голову.

— За служение Хатиману, а также молитвами близких, дух мой после смерти отправился в Чистую землю. Бедный тэнгу, что разыскал меня там и попросил явиться к тебе, едва не спалил себе ноги — так свята земля в том краю, где ныне я обитаю.

— Очень рад это слышать, — выдохнул Усивака. Затем повернулся к учителю-тэнгу и сказал: — Сёдзё-бо-сэнсэй, это самый чудесный подарок на свете!

Тэнгу склонил голову.

— Это дар и для меня, — произнес Ёситомо из Зазеркалья. — В те редкие минуты, когда я тебя видел, ты был всего-навсего писклявым младенцем у матери на руках. А теперь — только взгляни — ты вырос, скоро станешь мужчиной. Тэнгу сказали, что научили тебя воинскому мастерству…

— Да, отец, и я им хорошо овладел! — воскликнул Усивака и вскочил на нога. — Хочешь, покажу? — Не в силах сдержать ребяческого порыва, он схватил прутик сакаки и изобразил три наисложнейших приема с сочетанием бросков и парирующих движений.

Когда Усивака остановился, Ёситомо просиял и кивнул ему:

— А что, совсем неплохо. Даже очень. Истинно у тебя в жилах течет кровь Минамото. — Тут он нахмурился и добавил: — Однако твое будущее омрачено тенью. Хатиман обещал покровительство твоему брату, а не тебе. Я беспокоюсь о том, какой путь ты себе изберешь.

Усивака снова преклонил колени перед зеркалом.

— Мой путь таков: я хочу отомстить за тебя, отец. Хочу уничтожить Киёмори и всех Тайра до одного. Я сделаю так в твою честь и в честь всех Минамото, неправедно обвиненных, — пусть даже на это уйдет вся моя жизнь. Даю слово! — Он прижался лбом к холодному полу пещеры и выпрямился.

По щеке Ёситомо скатилась слеза.

— Месть, Усивака, не так важна, как доброе имя, заслуженное смелыми и мудрыми деяниями. Принеси Минамото славу. Я горжусь, что у меня такой сын. — С этими словами дух растаял, видение исчезло.

— Отец! Погоди, вернись! — Усивака вскочил и обхватил зеркало, прижался к нему лицом, точно мог проникнуть внутрь. Однако неумолимая бронза обожгла холодом щеку, и только.

— Не будь жадным, — произнес Сёдзё-бо за спиной. — Душам тех, кто нас покидает, недолгое время отпущено для свиданий со смертными. В конце концов, для твоего отца это часть воздаяния — теперь земные тревоги обходят его стороной.

Усивака вздохнул и отпустил зеркало.

— Вы, как всегда, правы, учитель. Спасибо еще раз за этот дар. Поистине ему нет цены.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Сёдзё-бо. — Пришла пора тебе вернуться в монастырь. Мы, тэнгу, тем временем все подготовим, чтобы ты как можно скорее покинул Курамадэру. С этими погорельцами у твоего бедняги настоятеля будет забот невпроворот, и ему придется ненадолго ослабить бдительность. Подумай как следует над тем, куда подашься: слишком многое будет зависеть от твоего выбора.

— Спасибо, сэнсэй. Я подумаю.

— В этом свитке записаны наиважнейшие из моих наставлений. — Тэнгу передал Усиваке круглый футляр лакированного бамбука. Юноша низко поклонился:

— Я буду беречь его.

— Отлично. Теперь ступай. Помни, чему я учил тебя, и да пребудет с тобой удача.

Пятясь и кланяясь, Усивака вышел из грота. Из сосновых крон до него донеслись крики малых тэнгу:

— Усивака! Усивака! Саёнара! Саёнара![57]

Он грустно усмехнулся и махнул на прощание, а потом припустил по лесной тропке к Курамадэре. У самой стены храмового подворья, возле столба с факелом Усивака остановился. Не в силах сдержать любопытства, он извлек свиток тэнгу из футляра, развернул на пядь и прочел:

«В сем свитке содержится тэнгу-сё[58], в том числе знание Девятисложного меча и Парящих драконов…»

Усивака развернул лист пошире и увидел перечень множества фехтовальных приемов, которым его обучали: «Двойной туман» и «Меч пустоты», «Садовый фонарь» и «Танцующая обезьяна», «Пляска тэнгу» и «Молния». Когда он еще чуть сильнее развернул свиток, оттуда выпорхнул квадратик рисовой бумаги. Усивака поднял его. Вот что там было написано:

«1. Берегись общества дураков.

2. Слушайся сердца.

3. Ищи способ обойти неприятности — он есть всегда.

4. Брось читать это! Жизнь не ждет».

Усивака рассмеялся, сунул свиток в футляр и поспешил навстречу жизни.

Прошло семь дней после пожара. Го-Сиракава ждал к себе в То-Сандзё инока Сайко — для беседы с глазу на глаз. Город изнывал от летнего зноя, и государю-иноку приходилось неистово махать веером, чтобы согнать с лица испарину. Однако каждый взмах вновь и вновь приносил запах гари. Это напомнило государю-иноку похороны сына, юного императора Рокудзё, который скончался в минувшем году, погубленный болезнью на тринадцатом году жизни. «Сначала Нидзё, потом Рокудзё. За какие грехи в прошлой жизни я должен смотреть, как мои сыновья поднимаются к славе и гаснут во цвете лет?»

Еще Го-Сиракаве вспомнился злой морок, который ему привиделся в Рокухаре. «А что, если пожар — дело рук Тайра? — ум-ствовач он. — Хотя какая им в том выгода? Способен ли Киёмори на такое лиходейство? Однако вижу я, Рокухара стоит невредима, как и его новый дом, Нисихатидзё. Одно это уже наводит на размышления».

Слуга у порога приемного покоя объявил:

— Ваш советник Сайко прибыл, владыка.

— Пусть войдет.

Высохший, сгорбленный монашек вошел и опустился на подушку чуть ближе, нежели полагалось по правилам. Поклонившись, он не коснулся лбом пола, как почтительный гость. Даже улыбка на лице Сайко выглядела двусмысленной — не то признак внутреннего покоя, не то вопиющего самодовольства. Го-Сиракава беспокойно заерзал.

— Благодарствую, владыка, за то, что уделили мне время. Уверен, вы останетесь довольны.